Было тревожно, но не настолько (с)
Название: Уничтожена планета
Автор: Z-I
Бета: Xenya-m, OolenkoO
Иллюстратор: Любава21
Канон: Танцы на снегу
Размер: 15691 слово
Пейринг/Персонажи: Тиккирей, Лион, Сашка, Стась, НМП
Категория: джен
Жанр: общий, ангст, приключения, броманс
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Стась отправляет Тиккирея, Лиона и Сашку с особым заданием на космическую базу. Они еще не толком не начали свое расследование, как ближайшая планета оказывается уничтоженной. Шансы на успешное окончание расследования падают с каждым днем. Как и шансы на выживание.
Примечание/Предупреждения: постканон
Скачать: DOCX, TXT
Глава 1.
Последний корабль покинул планету в три часа утра по единому планетарному времени. Обычный туристический лайнер до Авалона.
Стась улетел на нем, во всяком случае должен был. Не знаю, на что я надеялся больше: что корабль успел войти в гиперпространство до того, как все случилось, и все его пассажиры уцелели, или же на то, что на корабле знают о произошедшем, и как только Стась доберется до Авалона, обо всем узнают фаги. Если, конечно, корабль вообще сумеет куда-либо добраться после произошедшего. Вот только каковы шансы? Пятьдесят на пятьдесят? Или один к девяноста девяти?
Последний катер покинул станцию в пять часов утра по единому планетарному времени. На нем летели четыре техника, один инженер. И Сашка. Изначально Сашка должен был полететь вместе со Стасем. Однако Стась торопился, а свободных мест на первом катере больше не было. Сашка попал на второй, но в последний момент старт катера был отложен. Сашка полетел тогда, когда разрешили. Вот только в отличие от Стася, у которого был хоть какой-то шанс, у Сашки шансов не было никаких. В лучшем случае — один на миллиард. Но это слишком мало даже для фагов.
Планета перестала существовать в одиннадцать утра. Кварковые бомбы запрещены к применению в Империи. Кварковые бомбы запрещены и у халфлингов, и у цзыгу. Кварковые бомбы запрещены во всей галактике. Однако это не помешало кому-то ее взорвать.
Такое оружие не оставляет шансов никому. Ты можешь быть еще жив: дышишь, пьешь свой утренний кофе, смотришь обучающую передачу или местные новости через нейрошунт. Но на самом деле — ты уже мертв. И все вокруг — тоже: и соседи по квартире, и диктор на телевидении, и диспетчер службы проката флаеров.
Кварковая бомба оставляет только атомы. Пять-семь часов после взрыва — и от планеты не останется даже пыли. И реакцию никак нельзя остановить. Совсем нельзя. Это уже навсегда.
За всю историю Империи такую бомбу использовали дважды. И вот теперь это случилось в третий раз. Хотелось бы надеяться, что он будет последним. Ни одна планета не должна проходить через такое. Ни одна звездная система не заслуживает такой участи. А самое страшное в том, что будущее Империи сейчас находится в моих руках.
***
Станция была совсем крошечной: двести человек обслуживающего персонала, рабочая смена всего в полтора авалонских года. Не знаю, что мы тут забыли. Не знаю, нужно ли было хоть кому-то это забытое всеми властями место.
— Террористическая ячейка, — сказал Стась перед нашим отлетом. — Задача предельно проста: найти и обезвредить.
Задача действительно казалась предельно простой. И не такое приходилось выполнять.
— Это очень ответственное задание, Тиккирей, — добавил Стась.
Я только кивнул. Это и так понятно. У фагов не бывает неответственных заданий. Даже если эти задания простые. Простые и ответственные.
— Если ты справишься, — совсем тихо прошептал Стась, — ты сможешь наконец стать фагом. Хотя бы номинально.
А я и раньше не отказывался лететь. Хотя, надо признать, энтузиазма у меня немного поубавилось. Никто ведь не сделает меня фагом за выполнение какой-нибудь ерунды, правда же?
— Конечно, — сказал я вслух. Лиона никто и не спрашивал.
***
Перелет до станции занял месяца полтора. Сначала два перелета регулярными рейсами: было похоже, будто мы запутываем следы; потом — короткий рейс на катере Стася. Снова два перелета на пассажирских лайнерах, причем последний занял едва ли более одних авалонских суток: всего-то нужно было добраться до соседней звездной системы.
А вот в космопорте нас с Лионом ждал сюрприз: в зале прилета нас встретил Сашка.
— Идем, — сказал он, даже не поздоровавшись.
Мы с Лионом переглянулись и просто пожали плечами. Подумаешь, не больно-то и хотелось.
Все полтора месяца перелетов мы с Лионом гадали, зачем фаги избрали такой длинный и сложный путь. Казалось бы, в Империи давно не существует транспортных проблем, тем более их не существует для фагов. Перелететь из одной системы в другую — вопрос лишь времени и средств. И то большая часть времени уйдет просто на ожидание подходящего рейса. Можно сделать одну-две пересадки в крупных центрах вроде того же Авалона, Нового Кувейта или Волантиса: оттуда можно попасть практически в любую точку наших территорий, не говоря уже о системах чужих. Конечно, всегда есть исключения, но перелет с Авалона до какой-нибудь звездной системы, недельное ожидание там, затем перелет в конечную точку на небольшом корабле местных линий – чем не вариант? Все. Прибытие на место. Такой путь занимает от силы пару недель. Мы же со своими бесконечными пересадками путешествовали все шесть.
Лион тогда сказал, что все дело в безопасности и скрытности. Мол, фаги не хотят, чтобы кто-то заподозрил, куда они могут направить своих людей. Мало ли какая информация просочится. В этом была логика, да. С другой стороны, следи кто за нами, подобный маршрут уже заранее выдавал нас, сверкал всеми оттенками красного, просто кричал: смотрите, мы делаем такой крюк, чтобы нас никто не заметил, мы наверняка что-то скрываем!
Потом я долго думал, как бы все сложилось, если бы с Авалона мы просто прилетели на Новый Кувейт, оттуда в систему Тринадцатой Звезды — напрямую или с пересадкой где-нибудь поблизости — на Форкасте, на Эдее, может быть, на Краилисе. Что бы было тогда? Две недели. Это много или мало? Вот и я не знаю. Почти две недели форы. Я верю, что мы использовали бы их с толком. Я хочу в это верить. Но я также знаю, что фаги всегда точны, фаги не ошибаются, в разработках их операций действительно участвуют лучшие из лучших. И если мы потеряли эти две недели, значит, так было нужно. Значит, никого не удалось бы спасти. Значит, наша миссия была бы обречена на провал.
Но я снова и снова думаю: ну а вдруг получилось бы?
Но это все бесполезные размышления. Попытка отвлечься. Может быть, даже отстраниться и спрятаться от происходящего. Потому что иначе — совсем страшно. Страшно осознавать, что на тысячи и тысячи миль вокруг нет никого. Раньше люди были совсем близко, там, на планете. А теперь их нет. И планеты тоже нет. А станция — что станция, нам осталось недолго. Главный инженер Петерсон еще не определился, что нас ждет. Возможно, нас притянет звезда, и мы сгорим. Может быть, нас выбросит за пределы звездной системы. Еще есть вариант, что у нас закончатся продукты, вода или кислород — теоретически станция способна существовать автономно несколько лет, но на практике никто не оказывался действительно отрезанным от планеты. Не говоря уже о том, что возможны всякие аварии, как случайные, так и организованные человеком. Кажется, я забыл сказать, что в системе Тринадцатой Звезды фаги собирались разоблачить террористов?
***
На станции нас встретили доброжелательно. Лион почти сразу почувствовал себя там как дома: еще бы, он вырос в подобном месте. Мне было немного неуютно, стоило только представить, что под полом начинается космос… В космических кораблях у меня почему-то не было такого ощущения. Я всячески старался не выдавать себя — если бы Стась или Сашка заподозрили, что мне тут не по себе, они вполне могли бы отослать меня обратно на Авалон. По крайней мере, мне так казалось. Стась вообще держался несколько отстраненно, потом я понял, он не хотел, чтобы мы успели привыкнуть к его присутствию, потому что собирался покинуть станцию. Мы же должны были остаться одни. Одни, без всяческой поддержки со стороны фагов, так как подразумевалось, что часть времени Сашка будет проводить на планете, а значит и в перелетах между планетой и станцией.
Каждому досталась отдельная каюта — хорошо, а то Лион всю дорогу боялся, что его поселят с Сашкой. Отношения у них складывались напряженные. Я бы сказал, что они пытались соперничать друг с другом, но не знаю точно. Все-таки, будем честными, Сашка был более подготовлен к любой операции, нежели Лион. Если совсем честно, то Сашка фаг — и одно это, как бы мы с Лионом не старались, уже говорит многое. Нам никогда не стать таким, как он. Мы не готовы к этому генетически. Мы обычные люди, пусть немного улучшенные, но все равно люди. Может быть, именно поэтому мы готовы спорить, отстаивать собственные силы и собственное мнение, лишь бы не чувствовать себя слабее и ущербнее. Или все-таки мы оставались еще детьми — обычными мальчишками, которые не любят чужаков и не прочь позадирать друг друга. Даже не знаю, какая из версий мне нравится больше. Хотя что-то мне подсказывает, что вторую ни Сашка, ни Лион никогда бы не одобрили.
Вечером нас представили большей части обитателей станции. Не то чтобы я кого-то запомнил. Лица казались мне одинаковыми: сероватая кожа, тонкие руки и ноги — притяжение здесь было слабее, чем на Авалоне или Новом Кувейте, не настолько, чтобы я резко ощущал разницу, но достаточно для тех, кто провел здесь почти всю свою жизнь. В Империи не было принято регулярно сменять сотрудников космических станций, тот же Лион мог бы прожить на своей станции долгие и долгие годы, если бы его родители сами не решили оттуда переехать. Наверное, это не слишком удобно. С другой стороны, человек привыкает ко всему. И разве на том же Карьере проще?
Я старался не сравнивать, ни о чем не думать, а просто пожимал протянутые руки. Сашка потом сказал, что, мол, вам, ребята, повезло, что вас не заставили, например, ритуально есть жуков или не выбросили вообще в космос, принеся в жертву местным богам. До сих пор надеюсь, что он просто пошутил, но в первую ночь мне было спать страшно. Под утро ко мне в каюту пришел Лион, бледный и напуганный, старательно делающий вид, что ему просто стало скучно и вообще в четыре утра уже давно пора вставать. Я сделал вид, что так и должно быть. Действительно самое подходящее время для побудки. Отлично просто. Главное, чтобы не превратилось в привычку.
В восемь за нами зашел Стась, и мы отправились на завтрак. Чай, котлеты из чего-то пюреобразного — рацион казался скудноватым, но наверняка был сбалансирован. Давясь котлетой, я крутил головой по сторонам, Лион же был невозмутим, всячески демонстрируя, что ничего нового он здесь не увидел.
Сашка присоединился к нам, когда я уже допивал чай.
— Командир ждет, — сказал он, обращаясь к Стасю.
— Идем, — поднялся из-за стола Стась. — Время уже не терпит.
***
Командор Джозеф Ван Дер Хольм встретил нас настолько радушно, насколько руководитель космической станции потенциально готов обрадоваться совершенно незнакомым людям, прибывшим на его территорию по какой-то секретной (а в его глазах еще и сомнительной) директиве из Центра. Для императорского космофлота безопасность всегда стояла на первом месте, но здесь не космические войска. Формально здесь и военных-то находилось раз-два и обчелся. Станция была приписана к Четвертой Планете Тринадцатой Звезды — в этой системе с нормальными названиями почему-то было плохо: возможно, среди членов экипажа, открывшего когда-то эту звезду и ее планеты, не нашлось никого с богатым воображением, а возможно, это была уже не первая открытая ими система (а например, тринадцатая) и снова что-то придумывать им было уже откровенно лень. И поскольку имперский каталог планет никто и никогда не редактировал, то и первые разведочные корабли, и первые колонисты полетели именно сюда — на Четвертую Тринадцатой.
В общем и целом, командор был нормальным человеком. Уроженец Четвертой, он сделал по местным меркам головокружительную карьеру. На станции у него был порядок, а большего от него до текущего момента никто особо и не требовал. Работы идут — отлично, с людьми все в порядке — прекрасно. Я даже думал, что он тут изрядно расслабился, но нет, нас встретил цепкий и уверенный взгляд военного, который четко понимает, что делает.
— Большего сказать пока не могу, — закончил рассказывать Стась примерно через час после начала беседы с командором.
Ван Дер Хольм побарабанил пальцами по столу, за которым мы сидели. Звук был немного противный, такой тарахтящий — попробуйте сами постучать по легкому пластику, и вы сразу поймете, о чем я говорю.
— Я не в праве чинить вам препятствия, — после паузы начал Ван Дер Хольм. — Но у меня на станции люди. Я несу за них ответственность. Но если все, о чем вы с мальчиками рассказали — правда, то кто сможет гарантировать безопасность моим людям?
Видели бы вы, как надулся Лион, когда его назвали «мальчиком».
Стась помолчал.
— Все, что мы рассказали — абсолютная правда. Кому-то может казаться, что мы занимаемся ерундой. Кто-то может думать, что ничего не случится. Но нам как раз не безразличны ни безопасность Империи, ни безопасность ее подданных. И если мы находимся сейчас здесь, значит, мы должны находиться здесь.
— Я же не спорю, — усмехнулся командор.
— Не нравится мне этот командор, — сказал Лион, когда мы устроились в каюте Стася.
— Да вроде все в порядке, — возразил Сашка. — Он заботится о своих людях, это заметно. В этом ничего такого нет, он и должен нести за них ответственность. Сам подумай, у них тут тихо. Да, планета близко, но ничего необычного не происходит. Все делегации согласованы, все пересменки проходят строго по расписанию. И тут мы.
— Все равно он подозрительный, — не успокаивался Лион.
А я подумал, что Лион слишком обидчив. Командор Ван Дер Хольм — беспокоится о станции. И он это продемонстрировал. Только вот ли не было в этом спланированной нарочитости? В конце концов, была еще быстрая карьера. Так может быть, принцип командора — не спорить открыто с теми, кто обладает большими полномочиями, но всячески демонстрировать свою профпригодность?
Наверное, я становлюсь параноиком. Ведь можно подозревать всех. Каждого. Даже самого себя.
Глава 2.
В космосе не слышно звуков. Может быть, это и к лучшему. Слышали ли вы, как рушатся стены зданий, как падают камни в горах? Кварковая бомба куда милосерднее и куда более жестока: тишина, только тишина. Мир распадается на пыль, на атомы. Мгновение. Бесшумное мгновение. Планета умирает постепенно, ей тоже нужно время. Но вы не услышите, как рушится этот мир.
***
За первые три дня на станции мы перезнакомились с кучей народу. Это кажется, что двести человек — не так уж и много, тем более для подобного объекта. Но вы попробуйте запомнить всех, если еще пять минут назад ты не знал никого.
Сразу после разговора командор Ван Дер Хольм представил нам своего заместителя, Вилли Спачковски. Спачковски был уроженцем Авалона, закончил там космическое училище, в общем, он был типичным представителем космофлота и, подозреваю, имел все шансы через пять-десять лет получить звание командора и самостоятельно возглавить какую-нибудь станцию, не слишком близко к ведущим планетным системам, но и не совсем на окраине Вселенной.
Еще был главный инженер Петерсон. Не уверен, что у него было имя, при мне его никто иначе, чем Петерсон, не называл.
С доктором Карлом Крансом время обеда мы сидели за соседними столами. Доктор обедал всегда в одиночестве, был немногословен и, казалось, проявлял очень мало интереса к тому, что вообще происходит на станции. Здесь у него было не очень много работы и достаточно свободного времени.
Кто меня раздражал, так это лейтенант Эдвардс. Я бы мог сказать, что первые несколько дней он ходил за нами как привязанный, но на самом деле это было не совсем так. Эдвардс почти все время оказывался недалеко от нас при посещении всех значимых станционных объектов. В наших каютах он нас не преследовал, в кают-компанию, столовую, спортивный зал и оранжерею он за нами не ходил. Лейтенант принадлежал к Службе Имперской Безопасности. Работу он свою выполнял явно старательно, хоть и слишком небрежно (или напротив слишком нарочито). И хотя у него не было никаких оснований подозревать нас хоть в чем-то — поверьте, Стась умеет не только убедить любого, но и может легко доказать, что он фаг на задании, —Эдвардс все равно не верил никому, а проверял все сам. Что же, возможно, в его методах работы тоже есть зерно рациональности.
Потом, уже после катастрофы, я понял, что мы многого не знали. Не все мы, а в первую очередь Лион и я. Мы с ним были полны воодушевления, нам казалось, что мы будем учиться, нас будут учить, мы узнаем много нового, полезного и интересного, что в короткие сроки позволит нам стать нужными для фагов. Но все закончилось, когда мы остались одни — не в буквальном смысле, конечно, кроме нас на станции находилось еще сто девяносто пять человек. Но стало казаться, что нас просто забыли. Не сочли значимыми для дела, и только по чистой случайности мы уцелели. Только спустя какое-то время я осознал, что одно ничуть не противоречит другому. Фаги учатся, спасая мир. Не выучился — минус одна планета в Империи. Плохо подготовился — погибли люди. Это очень жестоко. И сильно мотивирует.
До сих пор не понимаю, почему Стась спланировал все именно так. Может быть, у него была другая оперативная информация, и он совершенно не ждал атаки. Возможно, он плохо понимал, что происходит, или что-то шло не по плану, а он не мог принять решение сам, не обладал полномочиями, не владел всеми данными, чтобы просчитать правильный вариант. Я не знаю. Но факт остается фактом: во-первых, мы базировались на станции, а не на планете, а во-вторых, именно Стась объявил о том, что сам он отправляется на Авалон, Сашка летит на Четвертую Тринадцатой Звезды, а мы с Лионом остаемся на станции. Это устраивало всех, кроме Лиона и меня. Но кто бы спросил наше мнение.
На Четвертую Стась и Сашка должны были полететь вместе. Но в катере, отправлявшемся со станции в полдень по единому планетарному времени, было только одно свободное место. Радиоэлектронщика снять с катера было нельзя, он летел с каким-то научным докладом. Специалисты по гидропонике должны были привезти какое-то оборудование, с катера их можно было снять только всех четверых сразу, естественно, пойти на такое никто не был готов. У техников закончился контракт, и они отправлялись домой. А на смену им с Четвертой катер должен был захватить двух человек.
И тут вмешался лейтенант Эдвардс, который заявил, что техники без продления контракта не могут задержаться на станции. Инструкция это строго запрещает. Станция — объект повышенной секретности. Что такого секретного один или два техника могли узнать на станции за несколько часов, пока не улетели бы следующем катере, и это при том, что оба они проработали тут по полтора года, — лично мне было непонятно.
В итоге Стась улетел один. К девяти вечера он был уже на Четвертой, мы даже получили от него радиограмму. В три утра по единому планетарному времени лайнер на Авалон покинул планету.
Второй катер должен был вылететь в шесть вечера. В шесть он не вылетел по техническим причинам. Ремонт должен был занять буквально пару часов, но на тестирование систем ушло почти в два раза больше времени. К часу ночи, когда катер был готов к отлету, выяснилось, что заместитель главного инженера Свенсон должен непременно улететь на Четвертую именно с этим катером, потому что иначе он не успеет попасть на планету к нужному ему времени. О чем он думал раньше, непонятно, потому что катер в этот момент должен был бы уже подлетать к планете. Но у инженеров шел какой-то эксперимент, они все были заняты, а когда спохватились, заодно выяснилось, что Свенсон еще не собран и его экспериментальные данные тоже еще не готовы. Возможно, я рассказываю слишком сумбурно. Но я и сам с трудом понимал, что тогда происходило. Факт остается фактом — на посадку Сашка прошел только около пяти утра.
— А ты будешь меня ждать? — подмигнул мне Сашка, прежде чем скрыться в шлюзе катера. Я не ответил. Не успел. Да и что я мог ему ответить?
Буду. Потому что куда я денусь с космической станции, что находится не в одной сотне миль от планеты. Куда я денусь, запертый здесь.
Я дождусь.
— Сумасшедший дом какой-то, — пробормотал Лион рядом со мной, и я оторвал взгляд от давно захлопнувшейся крышки люка.
— Идем в спортзал, — предложил я.
***
Лично я виноватым во всем случившемся считаю Эдвардса. Не в глобальном, конечно, смысле, хотя и такое возможно. Лейтенант Эдвардс лишил меня спокойствия и в какой-то степени даже смысла существования, как бы страшно самому себе в этом ни было признаться.
Я его ненавидел.
***
В одиннадцать утра по единому планетарному времени я был в библиотеке. Там показывали цикл обучающих программ с Кеплера про эпоху домежзвездных космических путешествий. Наверняка половина являлась выдумкой сценаристов, но все равно было очень интересно, и в библиотеке собрались почти все, кто свободен от вахты. У большинства сотрудников станции нейрошунты были современные, так что время за просмотром программ люди проводили очень охотно.
Я ничего не почувствовал. Потом другие рассказывали, что весь день их терзало смутное предчувствие надвигающейся беды. У них остановилось на секунду сердце. Их тряхнуло и подкинуло в кресле. Я слышал несколько десятков версий произошедшего.
Я знаю одно — не было ничего: ни ярких вспышек (кварковая бомба не является ядерным оружием), ни ударной волны (откуда она в безвоздушном пространстве). В один момент исчезли все сигналы. Пропала связь с Четвертой. И только счетчик кваркового излучения отчаянно пищал.
Не знаю, что происходило в это время на командном пункте. Сколько бы вопросов я потом ни задавал, командор твердил только одно: меня это совершенно не касается. Я бы хотел обладать информацией, в критической ситуации кто-то мог себя выдать. Показать, что не удивлен, сказать что-то лишнее, сделать что-то такое, чего никто не ожидал.
Думаю, они испугались. Первыми поняли, что происходит. Мы все зависели от них. Мы узнали о случившемся позже, во время общего объявления. Сбор был объявлен на половину двенадцатого. У командования было около получаса времени, чтобы успокоиться, принять первые решения. Это очень много. Этого времени было достаточно, чтобы не просто подготовиться. За это время можно было уничтожить почти любые улики.
Мы с Лионом провалились в первый же день самостоятельного выполнения нашего задания.
***
Общий сбор — это всегда значимое событие для любой станции. Внезапно объявленный общий сбор — хуже сигнала тревоги. По тревоге ты становишься винтиком системы, ты выполняешь приказы и не думаешь ни о чем, у тебя просто нет времени. Ты сражаешься уже не за свою жизнь, а за спасение всей станции. Если погибнешь ты — не страшно, главное, что остальные уцелеют. Общий сбор — это неизвестность. Нет проблемы, которую нужно решать немедленно. Возможно, тебе дадут какие-то команды после. Возможно, все уже и так решено. От тебя ничего не зависит. А ожидание страха — это очень страшно. И ты не можешь ничего изменить.
Командор Ван Дер Хольм казался абсолютно спокойным. Все-таки командир станции — это не просто должность. Но я боюсь даже представить, что в это время происходило в его душе, что он чувствовал, зная, что станция практически обречена. Ему пришлось объяснить всем присутствующим, что их близкие мертвы. Что они сами никогда не смогут вернуться домой. Что мир, который они знали, больше не существует.
Его не поняли тогда. Это очень сложно — осознать такие вещи сразу.
Мы были одни. У нас никого не было кроме нас самих — тех ста девяносто пяти человек, что находились на станции. Все остальное человечество было слишком далеко.
Кто-то кричал, а кто-то плакал. Но свои полчаса командор провел не зря. На станции объявлялся режим чрезвычайного положения. Все должны были немедленно занять свои служебные места. Свободное время существенно сокращалось. Руководители подразделений объявляли краткосрочные задачи своим подчиненным.
Командор сумел не допустить явной паники. Люди были напуганы, не понимали, что происходит. Но они не успели осознать свой страх. И если все будет делаться правильно, то уже и не успеют, чем бы происходящее ни закончилось.
По крайней мере, я на это надеялся. А больше мне надеяться было не на что.
Глава 3.
Лион плакал ночью в подушку. Я ему ничего не сказал, сделал вид, что спал и не слышал. У меня слез не было. Все-таки я взрослее Лиона. Или просто мне уже нечего терять. Может быть, я гораздо циничнее, чем он. Впрочем, не исключено, что Лион гораздо лучше понимает наше настоящее положение. А оно более чем печально. Я еще готов обманывать себя и других. Нас спасут, нас найдут, все будет хорошо. Не будет, пора становиться реалистом.
На завтрак Лион не пошел, а я, наспех перекусив парой тостов, все утро слонялся по станции. Я не представлял, чем нужно заняться в первую очередь и что вообще стоит предпринять. Понятно, что в отсутствие Стася и Сашки я был за главного. Но мне никто не оставил никаких инструкций. Я был предоставлен самому себе.
Через несколько часов меня перехватил Эдвардс.
— Нечего тут ошиваться, — грубо сказал он. — Иди в свою каюту.
Я пожал плечами, но указание, хоть и без особого желания, выполнил. Спорить с человеком, отвечающим за безопасность на станции, когда введен режим чрезвычайного положения — это практически верное самоубийство. К такому я не был пока готов. Если с нами и случится самое худшее, то это произойдет потом. Еще есть немного времени, моя задача — провести его с пользой. А там уж будь что будет.
В каюте я лег на койку и просто лежал. Лион пытался слушать какую-то постановку, но я видел, что он не может сосредоточиться.
— Как думаешь, что с нами будет, — спросил он вечером, перед тем как мы отправились на ужин. Я снова лишь пожал плечами. Кажется, этот жест скоро станет моим универсальным ответом на любой вопрос. Откуда я могу знать, что с нами будет? Тут есть два основных варианта, в рамках которых возможны еще сотни подвариантов.
Все просто — мы обречены. Или нет.
За ужином никто ни с кем не разговаривал. Люди торопливо жевали, время от времени поглядывали друг на друга, но продолжали есть молча. Тишина казалась напряженной, какой-то издерганной. Даже я понимал, что ничего хорошего она не сулит.
Я сделал знак Лиону, и мы отправились назад в каюты. У меня не было желания находиться там, где может в любой момент стать опасно.
— Нужно что-то делать, — заявил Лион, как только за нами закрылась дверь. — Нельзя сидеть просто так. Мы же почти фаги, Тикки. Мы можем помочь.
— Как? — горько усмехнулся я. — Мы ничего не знаем. Здесь, на станции, мы абсолютно бесполезны.
Лион промолчал, обиделся. Я понимал его желание немедленно начать действовать. Но что мы могли?
Около десяти за нами пришел вахтенный: нас вызывали к лейтенанту Эдвардсу.
***
Лейтенант Эдвардс выглядел бледным и уставшим. Наверняка со времени катастрофы он не спал ни часу. Но настроен был решительно.
— Вот что, мальчики, — сказал он. — Мне нужна информация. Вся, какой вы владеете. Я должен знать, какими возможностями вы обладаете.
— Вы же понимаете, что мы не можем рассказать, — первым ответил Лион.
— Ты здесь старший? — Эдвардс повернулся к Лиону.
— Да, — сказал Лион после непродолжительной паузы.
— Отличная шутка, — вздохнул лейтенант. — Но мне не смешно, мальчики. Вам кажется, что играть в фагов — весело. Хочу сказать, что время для игр закончилось.
— Без вариантов, — заявил Лион. — Фаг не может раскрывать свое задание посторонним. Фаг вправе не подчиняться приказам, ставящим выполнение его задач под угрозу.
— Как же я устал, — Эдвардс откинулся на спинку стула. — Если бы ты знал, мальчик, как я устал. Но я сейчас сижу здесь и пытаюсь найти хоть что-то, что может быть полезным для этой станции, пока она еще не обречена.
— Мы ничего не знаем, — вздохнул Лион. — Мы просто стажеры, должны были смотреть и учиться, никаких самостоятельных действий, все строго по инструкции и в соответствии с приказами, которые будут отдавать старшие. Но вы же сами видите, что-то пошло не так!
Эдвардс неожиданно рассмеялся.
— Что-то пошло не так, это ты прям верно подметил, мальчик!
Лион надулся.
— Ладно, — решил Эдвардс. — Если интересное вспомните, сразу идите ко мне. Если заметите что-то подозрительное — сразу ко мне. И помните, я с вас глаз не спущу.
— Мы придем, — пообещал Лион.
Я промолчал.
— Ну и тип, — возмущенно зашептал Лион, как только мы вышли в коридор. — Ты не обижайся, Тикки, я сказал, что я — главный. Я решил, что если он так будет думать, то меньше станет цепляться к тебе.
— Да я без претензий, — заверил я Лиона. — И потом, мы же не знаем, может, Стась оставил бы за старшего тебя.
— Ага, конечно, — вздохнул Лион.
Все-таки я не верю, что Стась мог так просчитаться. Из всех нас за главного явно должен был остаться Сашка. Но его здесь не было. А что могли мы с Лионом? Зачем нас взяли на станцию? И почему оставили одних? Теперь даже и не спросишь ни у кого.
Но все-таки зачем?
***
Ужина в тот день не было. С чего все началось, даже не знаю. Кто-то что-то сказал — и через пару часов вся станция бурлила. Мы узнали обо последними, когда почти дошли до столовой. Туда попасть было невозможно, столько людей набилось в помещение. Прием пищи на станции организован по сменам — оно и понятно, у всех свой рабочий график, — так что свободные столики не были редкостью. Сейчас же у меня возникло ощущение, что в столовой одномоментно собрались все обитатели станции. Формально этого не могло быть, поскольку ряд должностей предусматривал необходимость неотлучного пребывания на посту, но тем не менее все, кто был свободен, явно оказались именно в этом помещении.
— Что тут происходит? — испуганно спросил Лион.
Я и сам с опаской смотрел на собравшихся. Мало ли что.
И так понятно, что командор где-то просчитался. Да, вчера все было в полном порядке. Сегодня — уже иначе. Что он мог сделать? О чем ему следовало сказать людям, а о чем промолчать?
Толпа шумела. Кто-то ругался, какая-то женщина истерично рыдала.
— Пойдем отсюда, — предложил Лион.
— Нет, — возразил я. — Нужно остаться. Если мы хотим разобраться в случившемся сами, то нужно быть в курсе всего, что происходит на станции. Только стоит отойти в сторону, чтобы не затоптали.
Мы действительно были единственными подростками, присутствующими здесь. Если я правильно помнил рассказы Стася, то вообще на станции было всего семь детей, причем двое — совсем малыши.
Командор Ван Дер Хольм вышел к людям буквально через пару минут после нашего прихода.
— Давайте соблюдать спокойствие, — сказал он. — Все вопросы решаются. Как только у нас будет полная информация, ее немедленно доведут до сведения тех, кто находится на станции. Я вам обещаю.
Из столовой все уходили неохотно. Вера в руководство станции постепенно сменялась тревожностью, осознанием, что будущее не просто туманно, но явно не сулит ничего хорошего.
— Есть хочется, — сказал Лион, когда мы вернулись к себе и уселись за стол в его каюте.
Вздохнули мы в унисон. Спать легли голодными. Я не стал говорить Лиону, что наше положение куда лучше, чем у Сашки. Где он? Жив ли еще? Отсутствие ужина — явно самая незначительная проблема из тех, что ждут нас в дальнейшем.
На третий день на станции начались аресты. С одной стороны, лейтенант Эдвардс действовал правильно. Для полного счастья нам не хватало только протестов, попыток захватить власть, стрельбы (форменное самоубийство — стрелять на космической станции!) и других проявлений мятежа.
С другой стороны, Эдвардс вел себя не просто грубо — он демонстрировал вседозволенность. Фактически он становился вторым человеком на станции. Конечно, пойти против решения командора он не мог, но действительно ли посчитался с его мнением? Вот что меня тревожило в то утро.
Глава 4
Станция была обречена. Об этом никто открыто не говорил, но, как и бывает в таких случаях, знали все. Космическая станция типа «Звездный спутник» не являлась полностью автономной. Она выполняла преимущественно исследовательские функции, следовательно во многом зависела от Центра управления полетами, находившегося на планете. Вот только сами понимаете: Центр перестал существовать вместе с планетой. И это означало, что рано или поздно, а скорее даже рано, перестанет существовать и станция. Ее орбиту корректировали с Четвертой. Сделать это непосредственно с самой станции было почти невозможно. Почти — потому что мелкие и незначительные корректировки все же можно было осуществить, вот только после уничтожения целой планеты корректировка никак не могла считаться незначительной.
Смещение орбиты не сулило ничего хорошего. Про расчеты потом рассказал командор. Вариантов было несколько. Дрейф станции в открытый космос — самый нежелательный, но и невозможный поворот событий. Какой еще открытый космос, когда система Тринадцатой звезды состояла ранее из восьми планет! Первая и Вторая (я уже, кажется, высказывал предположение, что у экспедиции, открывшей звезду, отсутствовало воображение?) находились сейчас в апогее к станции и серьезного влияния оказать не могли. По крайней мере, в соответствии с первичными расчетами сотрудников станции. Восьмая хоть и находилась со станцией в одной плоскости относительно звезды, была слишком далеко, и ее притяжение не играло никакой роли. Опять же пока только теоретически.
Наибольшую угрозу для станции сейчас представляло притяжение Тринадцатой звезды — шанс поджариться был самым высоким. Довольно вероятными были также варианты упасть на поверхность Пятой или Шестой. Понятно, что ничего хорошего это тоже не сулило. Гибель станции в таком случае была гарантирована — это действительно будет падение, а не посадка, как у космических кораблей.
Я слышал, как несколько инженеров в кают-компании доказывали всем, кто желал их выслушать, что станцию легко можно вывести на орбиту Шестой. Я даже готов был им поверить. Основная проблема заключалась лишь в том, что подобное решение не приводило к решению проблем станции. Шестая планета являлась газовым гигантом, высадка на который в дальнейшем не представлялась возможной.
Лион утверждал, что командор Ван Дер Хольм непременно воспользуется таким шансом. Стабильная орбита гарантировала безопасность станции, другие объекты системы не смогли бы на нее влиять. Я лишь пожимал плечами. Стратегическим такое решение быть не могло, гибель просто отсрочивалась, причем ненамного. На пару-тройку дней, на неделю максимум.
— Этого будет достаточно, — горячился Лион.
— Достаточно для чего? — возражал я. — Достаточно, чтобы нас не спалила звезда. Но не более того.
— Нас спасут, — уверял Лион. — Нас обязательно спасут.
В чудесное спасение старались верить все.
Но именно что старались. Отчаяться было страшно. Смириться с тем, что все закончится через две-три недели, и то в лучшем случае, было неприемлемо для тех, кто проводил годы жизни в космосе. На станции не было трусов. Но желание выжить было совершенно естественным.
— Все получится, — твердил Лион.
Я не хотел его пугать. Не хотел разочаровывать. Но я не понимал, почему Лион, который вырос на космической станции, игнорирует остальные опасности.
— Здесь должен быть существенный запас продуктов, — объяснял он. — Склады должны быть заполнены. Полная загруженность продуктового склада способна обеспечить автономное существование станции в течение как минимум полугодового периода. Конечно, рацион будет скудноват и однообразен, но его должно хватить, чтобы выжить!
Судя по тому, как нервничали обитатели станции, как бледно выглядел командор, склады заполнены не были. Ну уж явно не на полгода автономного существования.
Я пошел к лейтенанту Эдвардсу, но тот отказался отвечать на мои вопросы.
— Тебе ничего не даст эта информация, мальчик, — заявил он. — Ни к чему тебе знать такие вещи. И никому не нужно. Все будет в порядке. Ты выдумываешь всякие глупости, из-за таких вопросов на станции поднимается паника. Еще скажите, что очистительные установки не в состоянии осуществлять выработку кислорода дольше недели.
Спасибо за идею, лейтенант. Чтобы я без вас делал. Эдвардс не дал мне никаких достоверных данных. Но одно его нежелание обсуждать такую тему уже говорило о многом. Впрочем, может, он не хотел делиться данными с малознакомым ему не-фагом, непонятно зачем присланным на станцию. Такое ведь тоже нельзя исключать. Нас с Лионом не считали взрослыми. Но мы-то были уверены, что должны хоть что-то сделать. Жаль, что наши желания не всегда совпадают с нашими возможностями.
***
Несколько следующих дней прошли относительно спокойно. В любое другое время я бы так не сказал, но если сравнивать с первыми днями, то прогресс был очень заметен.
Люди стали меньше нервничать, на станции воцарилась практически рабочая атмосфера, такая, какой она была, когда мы только прибыли.
Командор Ван Дер Хольм вызывал нас с Лионом к себе каждый день. Информации он никакой не давал, пытался расспрашивать нас о том, как продвигается наша работа, но нам ему даже нечего было ответить. После очередной такой встречи стало понятно, что катер, на котором улетел Сашка, назад не вернется.
— Все мыслимые сроки давно прошли, — сказал командор. — Мы считаем, что они погибли. Скорее всего, катер был также уничтожен кварковым взрывом. Мне жаль. Но если бы была возможность вернуться, они бы уже вернулись.
Командор немного помолчал, а потом добавил:
— И вы же понимаете, что на катере ограниченное количество запасов.
Я кивнул. Грузовой отсек на катере был небольшим; конечно, если его загрузить полностью, то пару недель можно было бы продержаться. Но катер летел на планету, так что если что-то из полезного груза там и было, то в минимальном количестве. Да и неизвестно еще, протянет ли установка по очистке воздуха столько дней — вероятность того, что она выйдет из строя при такой серьезной нагрузке, достаточно высока.
— Жалко Сашку, — сказал вечером Лион. — Если бы они еще немного задержались, то он остался бы жив. Или если бы было место на первом катере, то он мог и успеть вернуться.
Я покачал головой. Вернуться — это вряд ли.
— Как ты думаешь, — спросил Лион, — корабль Стася смог отойти на достаточное расстояние от планеты? Если он уцелел, то обязательно прилетит за нами.
— Прилетит, — сказал я, просто чтобы хоть что-то сказать. Мне хотелось в это верить. Иначе слишком уж тоскливо.
— Хорошо бы, — вздохнул Лион.
— Знаешь что, Лион, — вдруг понял я. — Если лайнер не попадет на Авалон, его же наверняка начнут искать. И тогда на Авалоне узнают, что Четвертая больше не существует. А может быть, они узнают даже раньше. Мы же не знаем расписание других лайнеров.
— Командор может знать. Если бы было известно, что через несколько дней прибудет корабль, то все бы его ждали. А никто не ждет.
— Тогда вся надежда на Стася, — сказал я.
— Главное, чтобы не было слишком поздно. — Лион грустно улыбнулся и вышел из каюты. А мне показалось, что он шмыгнул носом.
***
Я резко проснулся и несколько секунд вглядывался в темноту, пытаясь сообразить, что же меня разбудило. Тишину разорвал сигнал тревоги. Что-то случилось, и станционный транслятор работает сейчас на полную мощность. Я вскочил с постели, натянул комбинезон, про себя отсчитывая секунды. Один, два, три, четыре, пять. Шесть, семь, восемь, девять, десять. Одиннадцать. Двенадцать. Это длинный. Что же дальше, что там, после секундной паузы? Три коротких. Старый Имперский код. Я выучил его еще школьником, на Карьере. Нас всех тогда заставляли учить сигналы. Наверное, во всей Империи не было ни одного человека, который их бы не знал, разве что на самых благополучных планетах.
Мне повезло, я раньше никогда не слышал этого сигнала по-настоящему. Говорили, что на Карьере он срабатывал несколько раз; впрочем, на Карьере было достаточно других опасностей, например трещины в куполе — тут включай не включай, все равно ничего не успеешь.
Двенадцать — три коротких. Здесь, на станции, это может оказаться последним, что я услышу.
Радиационная опасность.
***
По коридору метались люди. Никакой организационной работы, даже странно. Неужели на станции никогда не проводили учения? Не поверю. Впрочем, в критической ситуации достаточно лишь нескольких случайных выкриков, чтобы панике поддались все. А уж если крикнуть что-нибудь неслучайно… И так понятно.
Кто-то схватил меня за комбинезон, инстинктивно я начал было вырываться, а потом наконец разглядел Лиона.
— Что нам делать? — прокричал мне Лион прямо в ухо. И я его еле расслышал. Рядом рыдала женщина, пытался всех перекричать мужчина в офицерской форме, толку-то теперь командовать, когда люди уже взвинчены.
Я схватил Лиона, за руку, потащил за собой. Некогда было объяснять. Впрочем, Лион наконец и сам сообразил посчитать сигналы.
— Тикки, — он резко остановился, и в нас чуть не врезались два бегущих со всех ног техника. — Тикки, это сигнал радиационной опасности!
Да, Лион, именно так. Только нам некогда разговаривать.
По винтовой лестнице мы спустились в нижний ярус.
— Скорее, — я указал Лиону на открытую дверь в конце коридора.
Только бы успеть!
Лион не просто поднажал, он помчался по коридору так, как не бегал никогда в жизни. По крайней мере, мне такую скорость у него наблюдать никогда не доводилось. Я отстал от него почти на семнадцать секунд. А я неплохо бегаю, между прочим. Хотя, конечно, Лиону на станции легче. Все-таки он в почти привычной с детства обстановке.
— Молодец, пацан, — стоящий в дверях инженер похлопал меня по плечу. — Не стой здесь, не загораживай проход.
Мимо меня протиснулись в помещение двое мужчин в форме лечебной службы.
Я отошел в сторону. Действительно, не стоит мешать.
— Пять минут! — возвестил встречавший всех инженер.
Я закрыл глаза.
С противным лязгом шлюз захлопнулся. И мы оказались заперты. Вот только выйти из этого убежища можно лишь в одном случае: если выяснится, что опасности для людей нет.
Глава 5
Нам с Лионом удалось присесть на раскладывающиеся стулья. Досыпать стоя — это было бы жестко. По идее, в убежище спальных мест должно хватать на всех, но в реальности такое редко бывает. Так что со стульями крупно повезло.
Проснулись уже под утро, за плечо меня тряс вчерашний инженер.
— Просыпайся, пацан, — сказал он. — Если хочешь получить воду, то вставай.
Я моментально вскочил. У двери — а мы от нее отошли недалеко — были развернуты два стола, один офицер вносил какие-то данные в портативный компьютер, а второй выдавал бутылки с водой.
Похоже, сухой паек вообще не был предусмотрен.
Я растолкал Лиона, и мы отметились у офицера. Бутылочки были небольшими.
— Это вам до вечера, — буркнул он.
Печально. Я бы даже сказал, совсем печально.
— Мы тут умрем, — изрек Лион, делая глоток, равный почти трети от объема выданной воды.
В принципе я был с ним согласен.
День тянулся медленно и тоскливо. Освещение было скудным, хотелось есть. Духота была страшная — кондиционеры явно не справлялись с нагрузкой. Плакали дети, бесконечно бормотал что-то присевший рядом техник. Время от времени издавал громкий писк счетчик радиации; сначала я вздрагивал, а потом привык: пока он так пищит, в убежище безопасно. Вот если он начнет щелкать и трещать — тогда наши дела плохи, а пока — пока все нормально.
Вечером всем раздали паек. Рацион номер пять.
— Так мало, — разочаровано сказал Лион, разорвав обертку.
Я шикнул и ткнул его в бок.
Рацион номер пять содержал бутылку воды, банку саморазогревающегося супа, брикет питательной смеси (совершенно невкусно, зато белок и все полезные вещества и минералы, собранные в небольшой плиточке) и две таблетки-витаминки.
Наесться можно, но на целый день не хватит.
Если я правильно помнил, то в Имперском космофлоте рацион номер пять никогда не выдавался отдельно. Он должен идти в комплексе с номерами один или два. И либо на станции весьма нестандартное содержимое складов, либо дела наши гораздо хуже, чем я предполагал и чем пытается всем показать командор. Надеюсь, что первое.
***
Ночью мы снова спали на стульях. Спали — это сильно сказано, я задремывал, потом опять просыпался, мне все время казалось, что я вот-вот свалюсь с этого стула. В очередной раз открыв глаза, я услышал чей-то горячный шепот:
— А если это реактор, что тогда?
Кто-то громко вздохнул.
— Тогда всем крышка. А может, конец уже настал, только мы еще не знаем. Кто-нибудь видел командора? Или главного инженера?
— Ничего неизвестно, про них молчат. Там, наверное, еще с десяток техников осталось и инженеров, но что это за авария такая, что ее за сутки не устранили?
— Ты сколько на станции? Года три? Ты хоть раз слышал, чтобы объявляли радиационную опасность? То-то и оно. Мы все здесь уже мертвы, — шепот начал отдаляться: переговорщики, судя по звуку шагов, решили поискать себе какое-то другое место для ночлега.
Ничего важного я не услышал, да и что мне могли рассказать здесь? Значимые и опасные тайны не раскрывают там, где полно людей, пусть даже большинство из них спит.
Просто кто-то очень испуган. Человека можно понять: проблема за проблемой, а чем все закончится — пока непонятно. Но мне показалось, что этот подслушанный разговор еще сыграет свою роль. Раньше я думал, что радиационная тревога — это результат внешнего облучения станции. Какие-нибудь космические частицы, потоки, я в этом совершенно не разбираюсь. Кварковая бомба не оставляет после себя радиацию, но мало ли в космосе источников излучения? Но если опасность пришла изнутри, то ситуация в корне меняется. И снова не нашу пользу. Реактор не может пойти в разнос. Но если такое никогда не случалось ни на одной космической станции, это вовсе не значит, что однажды оно не может случиться.
Поздравляю, Тиккирей, ты попал. Если реактор взорвется, то шансов выжить не будет никаких. Они станут стремиться куда-то к минус бесконечности, если можно так выразиться.
И есть еще одна проблема. Авария может быть случайной. Не повезло. Те самые миллионные процента пришлись на долю этой космической станции. Обидно. Но с судьбой не поспоришь. Но авария может быть и подстроена. В конце концов, и кварковые бомбы не взрываются просто так. Слишком много совпадений, так не бывает. Вселенная ленива для совпадений.
***
До утра я так больше и не заснул. Нам снова выдали воду, завтрак не предполагался, впрочем, как и обед.
Женщины начали возмущаться, кто-то из офицеров пытался им объяснить, что это общие правила и их придумали даже не на станции. А потом освещение мигнуло и переключилось из аварийного режима в обычный. И люк открылся. Режим радиационной угрозы был отменен.
День прошел нервно. Я пытался разузнать хоть что-нибудь, но к командору меня не пустили. Лейтенант Эдвардс велел мне не путаться под ногами и не мешать людям работать. Лион даже не выходил из своей каюты, видимо, отсыпался.
К вечеру я перезнакомился с множеством людей. Сотрудники станции, не занятые в дежурной смене, предпочитали не уединяться по своим каютам, а общаться с коллегами и знакомыми. И вообще со всеми, кто встретится на пути. Меня тоже сочли подходящим собеседником.
Люди рассказывали обо всем: о своей работе на станции — конечно, без технических подробностей, — о своих родственниках и друзьях, что оставались на Четвертой и которых они никогда больше не увидят, о собственном страхе, о том, как повезло оказаться на станции, о надеждах уцелеть.
Я старался запомнить как можно больше имен, как можно больше историй. Не потому, что мне это нужно для работы, но для того, чтобы эти люди потратили свое время на меня не зря. Мне казалось, что им будет легче. Не так страшно. Я думал, что их погибшие друзья проживут еще чуть-чуть — в моей памяти. Я почему-то решил, что так будет правильно.
Где-то в коридорах станции мне встретился Эдвардс. Он поджал губы, увидев меня, а я решил ему доказать сам не знаю что.
— Я не ребенок, — сказал я ему.
— Мы здесь не просто так, — объяснил я.
— Фаги, — начал я.
— Ты не фаг, мальчик, — прервал меня Эдвардс. — И твой друг тоже. Фаги уже были здесь. И что они сделали? Сказать тебе? Я скажу. Ничего они не сделали, эти фаги. Сели на катера и улетели. Оставили тут нам двух несмышленых мальчишек, которые уверены, что могут очень многое. А ничего подобного. Впрочем, — он вдруг усмехнулся, — если тебе хочется доказать всем, что ты взрослый, смелый и самый умный, пожалуй, я такую возможность тебе устрою.
Он развернулся и ушел.
А я остался стоять.
***
— Заходи, — сказал командор. Я прошел в рубку, он кивнул головой, указывая на стул. Я присел на краешек. Я знал, что разговор будет серьезным. Проблема лишь в том, что я совершенно не представлял, что я могу сказать этому человеку.
Я не фаг. Я не смогу никого здесь спасти. Я знал о происходящем ничуть не больше, чем он сам, а он здесь самый главный, между прочим. Если бы Сашка остался на станции, наверное, все было бы по-другому. Я хотел в это верить. Понимал, что это неправильно, но все равно верил. Просто я гораздо слабее, чем думал раньше.
— Утром жена инженера Павловски родила мальчика, — командор попытался улыбаться.
— Здорово, — ответил я. У меня улыбка не получилась. Я думал о том, что если помощь не придет, то этот малыш не проживет и двух недель. Да что там две недели, две недели — это крайний срок, на самом деле все решится раньше.
— Тиккирей, тебя рекомендовали как ответственного и очень перспективного молодого человека.
Я молчу. Что тут скажешь.
Командор изучающе посмотрел на меня, и я понял, что мы переходим к серьезной части разговора.
— Я буду с тобой предельно откровенен, Тиккирей, — начал он. — Ситуация критическая. Я хотел бы знать, что вы можете предпринять.
Я не ответил.
Командор был взрослым человеком, но помощи ожидал от меня, от обычного мальчишки. Я был готов сделать все что угодно, проблема заключалась лишь в том, что я не имел ни одного здравого и адекватного плана. Потому что какие вообще тут могут быть варианты? Станция обречена. Наша единственная надежда — помощь извне. Вот только уже никто не верит, что мы ее действительно сможем дождаться.
— На самом деле я позвал тебя не за этим. У меня есть информация, которая может заинтересовать.
Я вопросительно посмотрел на него.
— Получен сигнал с Авалона? — предположил я. — С какой-то другой планеты? Откуда?
— Не с планеты, — Ван Дер Хольм снова позволил себе подобие легкой улыбки. — Мы смогли запеленговать катер. Обычный борт, стандартный набор.
Я замер.
— Кодировка сигналов катера полностью соответствует кодировке, принятой на нашей станции. Собственно, у нас нет никаких оснований считать, что этот катер не наш.
— А люди? — спросил я.
Командор помолчал.
— Ты же понимаешь, Тиккирей, у нас нет никакой информации. Катер летит на станцию, это определенно так. Но кто на нем находится, мы не знаем. Возможно, там есть живые. Возможно, тот, кто им управлял уже не сможет вернуться на станцию. Кроме того, мы не можем исключать и множество других вариантов. Неизвестно, кто сможет проникнуть на станцию вместе с катером.
— Но…
— Никаких «но», Тиккирей. На станции объявлено военное положение. Ты прекрасно понимаешь, что это означает.
О да, я прекрасно понимал. Сейчас станция подчинялась строгим и сухим инструкциям, разработанным военными Империи. У них все было просто. Командор Ван Дер Хольм в любой момент мог отдать приказ об уничтожении катера. Скорее всего, он его отдаст. Просто сейчас он выжидает. Но как только станет понятно, что они не могут получить с катера никакой четкой информации, приказ моментально прозвучит. И никто не в силах будет повлиять на решение командора.
Автор: Z-I
Бета: Xenya-m, OolenkoO
Иллюстратор: Любава21
Канон: Танцы на снегу
Размер: 15691 слово
Пейринг/Персонажи: Тиккирей, Лион, Сашка, Стась, НМП
Категория: джен
Жанр: общий, ангст, приключения, броманс
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Стась отправляет Тиккирея, Лиона и Сашку с особым заданием на космическую базу. Они еще не толком не начали свое расследование, как ближайшая планета оказывается уничтоженной. Шансы на успешное окончание расследования падают с каждым днем. Как и шансы на выживание.
Примечание/Предупреждения: постканон
Скачать: DOCX, TXT
Стась говорит, что вся история человечества — это танцы на снегу.
— Чего?
— Танцы на снегу. Человечество пытается быть красивым и хорошим, хотя никаких оснований к этому нет. Понимаешь? Словно балерина в пачке и на пуантах пытается танцевать на снегу. А снег холодный. Кое-где твердый, кое-где мягкий, а кое-где проваливается и режет ноги. Только все равно надо пытаться танцевать. Надо стараться стать лучше. Наперекор природе, наперекор всему. Иначе останется только лечь в снег и замерзнуть навсегда.
Сергей Лукьяненко, Танцы на снегу
— Чего?
— Танцы на снегу. Человечество пытается быть красивым и хорошим, хотя никаких оснований к этому нет. Понимаешь? Словно балерина в пачке и на пуантах пытается танцевать на снегу. А снег холодный. Кое-где твердый, кое-где мягкий, а кое-где проваливается и режет ноги. Только все равно надо пытаться танцевать. Надо стараться стать лучше. Наперекор природе, наперекор всему. Иначе останется только лечь в снег и замерзнуть навсегда.
Сергей Лукьяненко, Танцы на снегу
Глава 1.
Последний корабль покинул планету в три часа утра по единому планетарному времени. Обычный туристический лайнер до Авалона.
Стась улетел на нем, во всяком случае должен был. Не знаю, на что я надеялся больше: что корабль успел войти в гиперпространство до того, как все случилось, и все его пассажиры уцелели, или же на то, что на корабле знают о произошедшем, и как только Стась доберется до Авалона, обо всем узнают фаги. Если, конечно, корабль вообще сумеет куда-либо добраться после произошедшего. Вот только каковы шансы? Пятьдесят на пятьдесят? Или один к девяноста девяти?
Последний катер покинул станцию в пять часов утра по единому планетарному времени. На нем летели четыре техника, один инженер. И Сашка. Изначально Сашка должен был полететь вместе со Стасем. Однако Стась торопился, а свободных мест на первом катере больше не было. Сашка попал на второй, но в последний момент старт катера был отложен. Сашка полетел тогда, когда разрешили. Вот только в отличие от Стася, у которого был хоть какой-то шанс, у Сашки шансов не было никаких. В лучшем случае — один на миллиард. Но это слишком мало даже для фагов.
Планета перестала существовать в одиннадцать утра. Кварковые бомбы запрещены к применению в Империи. Кварковые бомбы запрещены и у халфлингов, и у цзыгу. Кварковые бомбы запрещены во всей галактике. Однако это не помешало кому-то ее взорвать.
Такое оружие не оставляет шансов никому. Ты можешь быть еще жив: дышишь, пьешь свой утренний кофе, смотришь обучающую передачу или местные новости через нейрошунт. Но на самом деле — ты уже мертв. И все вокруг — тоже: и соседи по квартире, и диктор на телевидении, и диспетчер службы проката флаеров.
Кварковая бомба оставляет только атомы. Пять-семь часов после взрыва — и от планеты не останется даже пыли. И реакцию никак нельзя остановить. Совсем нельзя. Это уже навсегда.
За всю историю Империи такую бомбу использовали дважды. И вот теперь это случилось в третий раз. Хотелось бы надеяться, что он будет последним. Ни одна планета не должна проходить через такое. Ни одна звездная система не заслуживает такой участи. А самое страшное в том, что будущее Империи сейчас находится в моих руках.
***
Станция была совсем крошечной: двести человек обслуживающего персонала, рабочая смена всего в полтора авалонских года. Не знаю, что мы тут забыли. Не знаю, нужно ли было хоть кому-то это забытое всеми властями место.
— Террористическая ячейка, — сказал Стась перед нашим отлетом. — Задача предельно проста: найти и обезвредить.
Задача действительно казалась предельно простой. И не такое приходилось выполнять.
— Это очень ответственное задание, Тиккирей, — добавил Стась.
Я только кивнул. Это и так понятно. У фагов не бывает неответственных заданий. Даже если эти задания простые. Простые и ответственные.
— Если ты справишься, — совсем тихо прошептал Стась, — ты сможешь наконец стать фагом. Хотя бы номинально.
А я и раньше не отказывался лететь. Хотя, надо признать, энтузиазма у меня немного поубавилось. Никто ведь не сделает меня фагом за выполнение какой-нибудь ерунды, правда же?
— Конечно, — сказал я вслух. Лиона никто и не спрашивал.
***
Перелет до станции занял месяца полтора. Сначала два перелета регулярными рейсами: было похоже, будто мы запутываем следы; потом — короткий рейс на катере Стася. Снова два перелета на пассажирских лайнерах, причем последний занял едва ли более одних авалонских суток: всего-то нужно было добраться до соседней звездной системы.
А вот в космопорте нас с Лионом ждал сюрприз: в зале прилета нас встретил Сашка.
— Идем, — сказал он, даже не поздоровавшись.
Мы с Лионом переглянулись и просто пожали плечами. Подумаешь, не больно-то и хотелось.
Все полтора месяца перелетов мы с Лионом гадали, зачем фаги избрали такой длинный и сложный путь. Казалось бы, в Империи давно не существует транспортных проблем, тем более их не существует для фагов. Перелететь из одной системы в другую — вопрос лишь времени и средств. И то большая часть времени уйдет просто на ожидание подходящего рейса. Можно сделать одну-две пересадки в крупных центрах вроде того же Авалона, Нового Кувейта или Волантиса: оттуда можно попасть практически в любую точку наших территорий, не говоря уже о системах чужих. Конечно, всегда есть исключения, но перелет с Авалона до какой-нибудь звездной системы, недельное ожидание там, затем перелет в конечную точку на небольшом корабле местных линий – чем не вариант? Все. Прибытие на место. Такой путь занимает от силы пару недель. Мы же со своими бесконечными пересадками путешествовали все шесть.
Лион тогда сказал, что все дело в безопасности и скрытности. Мол, фаги не хотят, чтобы кто-то заподозрил, куда они могут направить своих людей. Мало ли какая информация просочится. В этом была логика, да. С другой стороны, следи кто за нами, подобный маршрут уже заранее выдавал нас, сверкал всеми оттенками красного, просто кричал: смотрите, мы делаем такой крюк, чтобы нас никто не заметил, мы наверняка что-то скрываем!
Потом я долго думал, как бы все сложилось, если бы с Авалона мы просто прилетели на Новый Кувейт, оттуда в систему Тринадцатой Звезды — напрямую или с пересадкой где-нибудь поблизости — на Форкасте, на Эдее, может быть, на Краилисе. Что бы было тогда? Две недели. Это много или мало? Вот и я не знаю. Почти две недели форы. Я верю, что мы использовали бы их с толком. Я хочу в это верить. Но я также знаю, что фаги всегда точны, фаги не ошибаются, в разработках их операций действительно участвуют лучшие из лучших. И если мы потеряли эти две недели, значит, так было нужно. Значит, никого не удалось бы спасти. Значит, наша миссия была бы обречена на провал.
Но я снова и снова думаю: ну а вдруг получилось бы?
Но это все бесполезные размышления. Попытка отвлечься. Может быть, даже отстраниться и спрятаться от происходящего. Потому что иначе — совсем страшно. Страшно осознавать, что на тысячи и тысячи миль вокруг нет никого. Раньше люди были совсем близко, там, на планете. А теперь их нет. И планеты тоже нет. А станция — что станция, нам осталось недолго. Главный инженер Петерсон еще не определился, что нас ждет. Возможно, нас притянет звезда, и мы сгорим. Может быть, нас выбросит за пределы звездной системы. Еще есть вариант, что у нас закончатся продукты, вода или кислород — теоретически станция способна существовать автономно несколько лет, но на практике никто не оказывался действительно отрезанным от планеты. Не говоря уже о том, что возможны всякие аварии, как случайные, так и организованные человеком. Кажется, я забыл сказать, что в системе Тринадцатой Звезды фаги собирались разоблачить террористов?
***
На станции нас встретили доброжелательно. Лион почти сразу почувствовал себя там как дома: еще бы, он вырос в подобном месте. Мне было немного неуютно, стоило только представить, что под полом начинается космос… В космических кораблях у меня почему-то не было такого ощущения. Я всячески старался не выдавать себя — если бы Стась или Сашка заподозрили, что мне тут не по себе, они вполне могли бы отослать меня обратно на Авалон. По крайней мере, мне так казалось. Стась вообще держался несколько отстраненно, потом я понял, он не хотел, чтобы мы успели привыкнуть к его присутствию, потому что собирался покинуть станцию. Мы же должны были остаться одни. Одни, без всяческой поддержки со стороны фагов, так как подразумевалось, что часть времени Сашка будет проводить на планете, а значит и в перелетах между планетой и станцией.
Каждому досталась отдельная каюта — хорошо, а то Лион всю дорогу боялся, что его поселят с Сашкой. Отношения у них складывались напряженные. Я бы сказал, что они пытались соперничать друг с другом, но не знаю точно. Все-таки, будем честными, Сашка был более подготовлен к любой операции, нежели Лион. Если совсем честно, то Сашка фаг — и одно это, как бы мы с Лионом не старались, уже говорит многое. Нам никогда не стать таким, как он. Мы не готовы к этому генетически. Мы обычные люди, пусть немного улучшенные, но все равно люди. Может быть, именно поэтому мы готовы спорить, отстаивать собственные силы и собственное мнение, лишь бы не чувствовать себя слабее и ущербнее. Или все-таки мы оставались еще детьми — обычными мальчишками, которые не любят чужаков и не прочь позадирать друг друга. Даже не знаю, какая из версий мне нравится больше. Хотя что-то мне подсказывает, что вторую ни Сашка, ни Лион никогда бы не одобрили.
Вечером нас представили большей части обитателей станции. Не то чтобы я кого-то запомнил. Лица казались мне одинаковыми: сероватая кожа, тонкие руки и ноги — притяжение здесь было слабее, чем на Авалоне или Новом Кувейте, не настолько, чтобы я резко ощущал разницу, но достаточно для тех, кто провел здесь почти всю свою жизнь. В Империи не было принято регулярно сменять сотрудников космических станций, тот же Лион мог бы прожить на своей станции долгие и долгие годы, если бы его родители сами не решили оттуда переехать. Наверное, это не слишком удобно. С другой стороны, человек привыкает ко всему. И разве на том же Карьере проще?
Я старался не сравнивать, ни о чем не думать, а просто пожимал протянутые руки. Сашка потом сказал, что, мол, вам, ребята, повезло, что вас не заставили, например, ритуально есть жуков или не выбросили вообще в космос, принеся в жертву местным богам. До сих пор надеюсь, что он просто пошутил, но в первую ночь мне было спать страшно. Под утро ко мне в каюту пришел Лион, бледный и напуганный, старательно делающий вид, что ему просто стало скучно и вообще в четыре утра уже давно пора вставать. Я сделал вид, что так и должно быть. Действительно самое подходящее время для побудки. Отлично просто. Главное, чтобы не превратилось в привычку.
В восемь за нами зашел Стась, и мы отправились на завтрак. Чай, котлеты из чего-то пюреобразного — рацион казался скудноватым, но наверняка был сбалансирован. Давясь котлетой, я крутил головой по сторонам, Лион же был невозмутим, всячески демонстрируя, что ничего нового он здесь не увидел.
Сашка присоединился к нам, когда я уже допивал чай.
— Командир ждет, — сказал он, обращаясь к Стасю.
— Идем, — поднялся из-за стола Стась. — Время уже не терпит.
***
Командор Джозеф Ван Дер Хольм встретил нас настолько радушно, насколько руководитель космической станции потенциально готов обрадоваться совершенно незнакомым людям, прибывшим на его территорию по какой-то секретной (а в его глазах еще и сомнительной) директиве из Центра. Для императорского космофлота безопасность всегда стояла на первом месте, но здесь не космические войска. Формально здесь и военных-то находилось раз-два и обчелся. Станция была приписана к Четвертой Планете Тринадцатой Звезды — в этой системе с нормальными названиями почему-то было плохо: возможно, среди членов экипажа, открывшего когда-то эту звезду и ее планеты, не нашлось никого с богатым воображением, а возможно, это была уже не первая открытая ими система (а например, тринадцатая) и снова что-то придумывать им было уже откровенно лень. И поскольку имперский каталог планет никто и никогда не редактировал, то и первые разведочные корабли, и первые колонисты полетели именно сюда — на Четвертую Тринадцатой.
В общем и целом, командор был нормальным человеком. Уроженец Четвертой, он сделал по местным меркам головокружительную карьеру. На станции у него был порядок, а большего от него до текущего момента никто особо и не требовал. Работы идут — отлично, с людьми все в порядке — прекрасно. Я даже думал, что он тут изрядно расслабился, но нет, нас встретил цепкий и уверенный взгляд военного, который четко понимает, что делает.
— Большего сказать пока не могу, — закончил рассказывать Стась примерно через час после начала беседы с командором.
Ван Дер Хольм побарабанил пальцами по столу, за которым мы сидели. Звук был немного противный, такой тарахтящий — попробуйте сами постучать по легкому пластику, и вы сразу поймете, о чем я говорю.
— Я не в праве чинить вам препятствия, — после паузы начал Ван Дер Хольм. — Но у меня на станции люди. Я несу за них ответственность. Но если все, о чем вы с мальчиками рассказали — правда, то кто сможет гарантировать безопасность моим людям?
Видели бы вы, как надулся Лион, когда его назвали «мальчиком».
Стась помолчал.
— Все, что мы рассказали — абсолютная правда. Кому-то может казаться, что мы занимаемся ерундой. Кто-то может думать, что ничего не случится. Но нам как раз не безразличны ни безопасность Империи, ни безопасность ее подданных. И если мы находимся сейчас здесь, значит, мы должны находиться здесь.
— Я же не спорю, — усмехнулся командор.
— Не нравится мне этот командор, — сказал Лион, когда мы устроились в каюте Стася.
— Да вроде все в порядке, — возразил Сашка. — Он заботится о своих людях, это заметно. В этом ничего такого нет, он и должен нести за них ответственность. Сам подумай, у них тут тихо. Да, планета близко, но ничего необычного не происходит. Все делегации согласованы, все пересменки проходят строго по расписанию. И тут мы.
— Все равно он подозрительный, — не успокаивался Лион.
А я подумал, что Лион слишком обидчив. Командор Ван Дер Хольм — беспокоится о станции. И он это продемонстрировал. Только вот ли не было в этом спланированной нарочитости? В конце концов, была еще быстрая карьера. Так может быть, принцип командора — не спорить открыто с теми, кто обладает большими полномочиями, но всячески демонстрировать свою профпригодность?
Наверное, я становлюсь параноиком. Ведь можно подозревать всех. Каждого. Даже самого себя.
Глава 2.
В космосе не слышно звуков. Может быть, это и к лучшему. Слышали ли вы, как рушатся стены зданий, как падают камни в горах? Кварковая бомба куда милосерднее и куда более жестока: тишина, только тишина. Мир распадается на пыль, на атомы. Мгновение. Бесшумное мгновение. Планета умирает постепенно, ей тоже нужно время. Но вы не услышите, как рушится этот мир.
***
За первые три дня на станции мы перезнакомились с кучей народу. Это кажется, что двести человек — не так уж и много, тем более для подобного объекта. Но вы попробуйте запомнить всех, если еще пять минут назад ты не знал никого.
Сразу после разговора командор Ван Дер Хольм представил нам своего заместителя, Вилли Спачковски. Спачковски был уроженцем Авалона, закончил там космическое училище, в общем, он был типичным представителем космофлота и, подозреваю, имел все шансы через пять-десять лет получить звание командора и самостоятельно возглавить какую-нибудь станцию, не слишком близко к ведущим планетным системам, но и не совсем на окраине Вселенной.
Еще был главный инженер Петерсон. Не уверен, что у него было имя, при мне его никто иначе, чем Петерсон, не называл.
С доктором Карлом Крансом время обеда мы сидели за соседними столами. Доктор обедал всегда в одиночестве, был немногословен и, казалось, проявлял очень мало интереса к тому, что вообще происходит на станции. Здесь у него было не очень много работы и достаточно свободного времени.
Кто меня раздражал, так это лейтенант Эдвардс. Я бы мог сказать, что первые несколько дней он ходил за нами как привязанный, но на самом деле это было не совсем так. Эдвардс почти все время оказывался недалеко от нас при посещении всех значимых станционных объектов. В наших каютах он нас не преследовал, в кают-компанию, столовую, спортивный зал и оранжерею он за нами не ходил. Лейтенант принадлежал к Службе Имперской Безопасности. Работу он свою выполнял явно старательно, хоть и слишком небрежно (или напротив слишком нарочито). И хотя у него не было никаких оснований подозревать нас хоть в чем-то — поверьте, Стась умеет не только убедить любого, но и может легко доказать, что он фаг на задании, —Эдвардс все равно не верил никому, а проверял все сам. Что же, возможно, в его методах работы тоже есть зерно рациональности.
Потом, уже после катастрофы, я понял, что мы многого не знали. Не все мы, а в первую очередь Лион и я. Мы с ним были полны воодушевления, нам казалось, что мы будем учиться, нас будут учить, мы узнаем много нового, полезного и интересного, что в короткие сроки позволит нам стать нужными для фагов. Но все закончилось, когда мы остались одни — не в буквальном смысле, конечно, кроме нас на станции находилось еще сто девяносто пять человек. Но стало казаться, что нас просто забыли. Не сочли значимыми для дела, и только по чистой случайности мы уцелели. Только спустя какое-то время я осознал, что одно ничуть не противоречит другому. Фаги учатся, спасая мир. Не выучился — минус одна планета в Империи. Плохо подготовился — погибли люди. Это очень жестоко. И сильно мотивирует.
До сих пор не понимаю, почему Стась спланировал все именно так. Может быть, у него была другая оперативная информация, и он совершенно не ждал атаки. Возможно, он плохо понимал, что происходит, или что-то шло не по плану, а он не мог принять решение сам, не обладал полномочиями, не владел всеми данными, чтобы просчитать правильный вариант. Я не знаю. Но факт остается фактом: во-первых, мы базировались на станции, а не на планете, а во-вторых, именно Стась объявил о том, что сам он отправляется на Авалон, Сашка летит на Четвертую Тринадцатой Звезды, а мы с Лионом остаемся на станции. Это устраивало всех, кроме Лиона и меня. Но кто бы спросил наше мнение.
На Четвертую Стась и Сашка должны были полететь вместе. Но в катере, отправлявшемся со станции в полдень по единому планетарному времени, было только одно свободное место. Радиоэлектронщика снять с катера было нельзя, он летел с каким-то научным докладом. Специалисты по гидропонике должны были привезти какое-то оборудование, с катера их можно было снять только всех четверых сразу, естественно, пойти на такое никто не был готов. У техников закончился контракт, и они отправлялись домой. А на смену им с Четвертой катер должен был захватить двух человек.
И тут вмешался лейтенант Эдвардс, который заявил, что техники без продления контракта не могут задержаться на станции. Инструкция это строго запрещает. Станция — объект повышенной секретности. Что такого секретного один или два техника могли узнать на станции за несколько часов, пока не улетели бы следующем катере, и это при том, что оба они проработали тут по полтора года, — лично мне было непонятно.
В итоге Стась улетел один. К девяти вечера он был уже на Четвертой, мы даже получили от него радиограмму. В три утра по единому планетарному времени лайнер на Авалон покинул планету.
Второй катер должен был вылететь в шесть вечера. В шесть он не вылетел по техническим причинам. Ремонт должен был занять буквально пару часов, но на тестирование систем ушло почти в два раза больше времени. К часу ночи, когда катер был готов к отлету, выяснилось, что заместитель главного инженера Свенсон должен непременно улететь на Четвертую именно с этим катером, потому что иначе он не успеет попасть на планету к нужному ему времени. О чем он думал раньше, непонятно, потому что катер в этот момент должен был бы уже подлетать к планете. Но у инженеров шел какой-то эксперимент, они все были заняты, а когда спохватились, заодно выяснилось, что Свенсон еще не собран и его экспериментальные данные тоже еще не готовы. Возможно, я рассказываю слишком сумбурно. Но я и сам с трудом понимал, что тогда происходило. Факт остается фактом — на посадку Сашка прошел только около пяти утра.
— А ты будешь меня ждать? — подмигнул мне Сашка, прежде чем скрыться в шлюзе катера. Я не ответил. Не успел. Да и что я мог ему ответить?
Буду. Потому что куда я денусь с космической станции, что находится не в одной сотне миль от планеты. Куда я денусь, запертый здесь.
Я дождусь.
— Сумасшедший дом какой-то, — пробормотал Лион рядом со мной, и я оторвал взгляд от давно захлопнувшейся крышки люка.
— Идем в спортзал, — предложил я.
***
Лично я виноватым во всем случившемся считаю Эдвардса. Не в глобальном, конечно, смысле, хотя и такое возможно. Лейтенант Эдвардс лишил меня спокойствия и в какой-то степени даже смысла существования, как бы страшно самому себе в этом ни было признаться.
Я его ненавидел.
***
В одиннадцать утра по единому планетарному времени я был в библиотеке. Там показывали цикл обучающих программ с Кеплера про эпоху домежзвездных космических путешествий. Наверняка половина являлась выдумкой сценаристов, но все равно было очень интересно, и в библиотеке собрались почти все, кто свободен от вахты. У большинства сотрудников станции нейрошунты были современные, так что время за просмотром программ люди проводили очень охотно.
Я ничего не почувствовал. Потом другие рассказывали, что весь день их терзало смутное предчувствие надвигающейся беды. У них остановилось на секунду сердце. Их тряхнуло и подкинуло в кресле. Я слышал несколько десятков версий произошедшего.
Я знаю одно — не было ничего: ни ярких вспышек (кварковая бомба не является ядерным оружием), ни ударной волны (откуда она в безвоздушном пространстве). В один момент исчезли все сигналы. Пропала связь с Четвертой. И только счетчик кваркового излучения отчаянно пищал.
Не знаю, что происходило в это время на командном пункте. Сколько бы вопросов я потом ни задавал, командор твердил только одно: меня это совершенно не касается. Я бы хотел обладать информацией, в критической ситуации кто-то мог себя выдать. Показать, что не удивлен, сказать что-то лишнее, сделать что-то такое, чего никто не ожидал.
Думаю, они испугались. Первыми поняли, что происходит. Мы все зависели от них. Мы узнали о случившемся позже, во время общего объявления. Сбор был объявлен на половину двенадцатого. У командования было около получаса времени, чтобы успокоиться, принять первые решения. Это очень много. Этого времени было достаточно, чтобы не просто подготовиться. За это время можно было уничтожить почти любые улики.
Мы с Лионом провалились в первый же день самостоятельного выполнения нашего задания.
***
Общий сбор — это всегда значимое событие для любой станции. Внезапно объявленный общий сбор — хуже сигнала тревоги. По тревоге ты становишься винтиком системы, ты выполняешь приказы и не думаешь ни о чем, у тебя просто нет времени. Ты сражаешься уже не за свою жизнь, а за спасение всей станции. Если погибнешь ты — не страшно, главное, что остальные уцелеют. Общий сбор — это неизвестность. Нет проблемы, которую нужно решать немедленно. Возможно, тебе дадут какие-то команды после. Возможно, все уже и так решено. От тебя ничего не зависит. А ожидание страха — это очень страшно. И ты не можешь ничего изменить.
Командор Ван Дер Хольм казался абсолютно спокойным. Все-таки командир станции — это не просто должность. Но я боюсь даже представить, что в это время происходило в его душе, что он чувствовал, зная, что станция практически обречена. Ему пришлось объяснить всем присутствующим, что их близкие мертвы. Что они сами никогда не смогут вернуться домой. Что мир, который они знали, больше не существует.
Его не поняли тогда. Это очень сложно — осознать такие вещи сразу.
Мы были одни. У нас никого не было кроме нас самих — тех ста девяносто пяти человек, что находились на станции. Все остальное человечество было слишком далеко.
Кто-то кричал, а кто-то плакал. Но свои полчаса командор провел не зря. На станции объявлялся режим чрезвычайного положения. Все должны были немедленно занять свои служебные места. Свободное время существенно сокращалось. Руководители подразделений объявляли краткосрочные задачи своим подчиненным.
Командор сумел не допустить явной паники. Люди были напуганы, не понимали, что происходит. Но они не успели осознать свой страх. И если все будет делаться правильно, то уже и не успеют, чем бы происходящее ни закончилось.
По крайней мере, я на это надеялся. А больше мне надеяться было не на что.
Глава 3.
Лион плакал ночью в подушку. Я ему ничего не сказал, сделал вид, что спал и не слышал. У меня слез не было. Все-таки я взрослее Лиона. Или просто мне уже нечего терять. Может быть, я гораздо циничнее, чем он. Впрочем, не исключено, что Лион гораздо лучше понимает наше настоящее положение. А оно более чем печально. Я еще готов обманывать себя и других. Нас спасут, нас найдут, все будет хорошо. Не будет, пора становиться реалистом.
На завтрак Лион не пошел, а я, наспех перекусив парой тостов, все утро слонялся по станции. Я не представлял, чем нужно заняться в первую очередь и что вообще стоит предпринять. Понятно, что в отсутствие Стася и Сашки я был за главного. Но мне никто не оставил никаких инструкций. Я был предоставлен самому себе.
Через несколько часов меня перехватил Эдвардс.
— Нечего тут ошиваться, — грубо сказал он. — Иди в свою каюту.
Я пожал плечами, но указание, хоть и без особого желания, выполнил. Спорить с человеком, отвечающим за безопасность на станции, когда введен режим чрезвычайного положения — это практически верное самоубийство. К такому я не был пока готов. Если с нами и случится самое худшее, то это произойдет потом. Еще есть немного времени, моя задача — провести его с пользой. А там уж будь что будет.
В каюте я лег на койку и просто лежал. Лион пытался слушать какую-то постановку, но я видел, что он не может сосредоточиться.
— Как думаешь, что с нами будет, — спросил он вечером, перед тем как мы отправились на ужин. Я снова лишь пожал плечами. Кажется, этот жест скоро станет моим универсальным ответом на любой вопрос. Откуда я могу знать, что с нами будет? Тут есть два основных варианта, в рамках которых возможны еще сотни подвариантов.
Все просто — мы обречены. Или нет.
За ужином никто ни с кем не разговаривал. Люди торопливо жевали, время от времени поглядывали друг на друга, но продолжали есть молча. Тишина казалась напряженной, какой-то издерганной. Даже я понимал, что ничего хорошего она не сулит.
Я сделал знак Лиону, и мы отправились назад в каюты. У меня не было желания находиться там, где может в любой момент стать опасно.
— Нужно что-то делать, — заявил Лион, как только за нами закрылась дверь. — Нельзя сидеть просто так. Мы же почти фаги, Тикки. Мы можем помочь.
— Как? — горько усмехнулся я. — Мы ничего не знаем. Здесь, на станции, мы абсолютно бесполезны.
Лион промолчал, обиделся. Я понимал его желание немедленно начать действовать. Но что мы могли?
Около десяти за нами пришел вахтенный: нас вызывали к лейтенанту Эдвардсу.
***
Лейтенант Эдвардс выглядел бледным и уставшим. Наверняка со времени катастрофы он не спал ни часу. Но настроен был решительно.
— Вот что, мальчики, — сказал он. — Мне нужна информация. Вся, какой вы владеете. Я должен знать, какими возможностями вы обладаете.
— Вы же понимаете, что мы не можем рассказать, — первым ответил Лион.
— Ты здесь старший? — Эдвардс повернулся к Лиону.
— Да, — сказал Лион после непродолжительной паузы.
— Отличная шутка, — вздохнул лейтенант. — Но мне не смешно, мальчики. Вам кажется, что играть в фагов — весело. Хочу сказать, что время для игр закончилось.
— Без вариантов, — заявил Лион. — Фаг не может раскрывать свое задание посторонним. Фаг вправе не подчиняться приказам, ставящим выполнение его задач под угрозу.
— Как же я устал, — Эдвардс откинулся на спинку стула. — Если бы ты знал, мальчик, как я устал. Но я сейчас сижу здесь и пытаюсь найти хоть что-то, что может быть полезным для этой станции, пока она еще не обречена.
— Мы ничего не знаем, — вздохнул Лион. — Мы просто стажеры, должны были смотреть и учиться, никаких самостоятельных действий, все строго по инструкции и в соответствии с приказами, которые будут отдавать старшие. Но вы же сами видите, что-то пошло не так!
Эдвардс неожиданно рассмеялся.
— Что-то пошло не так, это ты прям верно подметил, мальчик!
Лион надулся.
— Ладно, — решил Эдвардс. — Если интересное вспомните, сразу идите ко мне. Если заметите что-то подозрительное — сразу ко мне. И помните, я с вас глаз не спущу.
— Мы придем, — пообещал Лион.
Я промолчал.
— Ну и тип, — возмущенно зашептал Лион, как только мы вышли в коридор. — Ты не обижайся, Тикки, я сказал, что я — главный. Я решил, что если он так будет думать, то меньше станет цепляться к тебе.
— Да я без претензий, — заверил я Лиона. — И потом, мы же не знаем, может, Стась оставил бы за старшего тебя.
— Ага, конечно, — вздохнул Лион.
Все-таки я не верю, что Стась мог так просчитаться. Из всех нас за главного явно должен был остаться Сашка. Но его здесь не было. А что могли мы с Лионом? Зачем нас взяли на станцию? И почему оставили одних? Теперь даже и не спросишь ни у кого.
Но все-таки зачем?
***
Ужина в тот день не было. С чего все началось, даже не знаю. Кто-то что-то сказал — и через пару часов вся станция бурлила. Мы узнали обо последними, когда почти дошли до столовой. Туда попасть было невозможно, столько людей набилось в помещение. Прием пищи на станции организован по сменам — оно и понятно, у всех свой рабочий график, — так что свободные столики не были редкостью. Сейчас же у меня возникло ощущение, что в столовой одномоментно собрались все обитатели станции. Формально этого не могло быть, поскольку ряд должностей предусматривал необходимость неотлучного пребывания на посту, но тем не менее все, кто был свободен, явно оказались именно в этом помещении.
— Что тут происходит? — испуганно спросил Лион.
Я и сам с опаской смотрел на собравшихся. Мало ли что.
И так понятно, что командор где-то просчитался. Да, вчера все было в полном порядке. Сегодня — уже иначе. Что он мог сделать? О чем ему следовало сказать людям, а о чем промолчать?
Толпа шумела. Кто-то ругался, какая-то женщина истерично рыдала.
— Пойдем отсюда, — предложил Лион.
— Нет, — возразил я. — Нужно остаться. Если мы хотим разобраться в случившемся сами, то нужно быть в курсе всего, что происходит на станции. Только стоит отойти в сторону, чтобы не затоптали.
Мы действительно были единственными подростками, присутствующими здесь. Если я правильно помнил рассказы Стася, то вообще на станции было всего семь детей, причем двое — совсем малыши.
Командор Ван Дер Хольм вышел к людям буквально через пару минут после нашего прихода.
— Давайте соблюдать спокойствие, — сказал он. — Все вопросы решаются. Как только у нас будет полная информация, ее немедленно доведут до сведения тех, кто находится на станции. Я вам обещаю.
Из столовой все уходили неохотно. Вера в руководство станции постепенно сменялась тревожностью, осознанием, что будущее не просто туманно, но явно не сулит ничего хорошего.
— Есть хочется, — сказал Лион, когда мы вернулись к себе и уселись за стол в его каюте.
Вздохнули мы в унисон. Спать легли голодными. Я не стал говорить Лиону, что наше положение куда лучше, чем у Сашки. Где он? Жив ли еще? Отсутствие ужина — явно самая незначительная проблема из тех, что ждут нас в дальнейшем.
На третий день на станции начались аресты. С одной стороны, лейтенант Эдвардс действовал правильно. Для полного счастья нам не хватало только протестов, попыток захватить власть, стрельбы (форменное самоубийство — стрелять на космической станции!) и других проявлений мятежа.
С другой стороны, Эдвардс вел себя не просто грубо — он демонстрировал вседозволенность. Фактически он становился вторым человеком на станции. Конечно, пойти против решения командора он не мог, но действительно ли посчитался с его мнением? Вот что меня тревожило в то утро.
Глава 4
Станция была обречена. Об этом никто открыто не говорил, но, как и бывает в таких случаях, знали все. Космическая станция типа «Звездный спутник» не являлась полностью автономной. Она выполняла преимущественно исследовательские функции, следовательно во многом зависела от Центра управления полетами, находившегося на планете. Вот только сами понимаете: Центр перестал существовать вместе с планетой. И это означало, что рано или поздно, а скорее даже рано, перестанет существовать и станция. Ее орбиту корректировали с Четвертой. Сделать это непосредственно с самой станции было почти невозможно. Почти — потому что мелкие и незначительные корректировки все же можно было осуществить, вот только после уничтожения целой планеты корректировка никак не могла считаться незначительной.
Смещение орбиты не сулило ничего хорошего. Про расчеты потом рассказал командор. Вариантов было несколько. Дрейф станции в открытый космос — самый нежелательный, но и невозможный поворот событий. Какой еще открытый космос, когда система Тринадцатой звезды состояла ранее из восьми планет! Первая и Вторая (я уже, кажется, высказывал предположение, что у экспедиции, открывшей звезду, отсутствовало воображение?) находились сейчас в апогее к станции и серьезного влияния оказать не могли. По крайней мере, в соответствии с первичными расчетами сотрудников станции. Восьмая хоть и находилась со станцией в одной плоскости относительно звезды, была слишком далеко, и ее притяжение не играло никакой роли. Опять же пока только теоретически.
Наибольшую угрозу для станции сейчас представляло притяжение Тринадцатой звезды — шанс поджариться был самым высоким. Довольно вероятными были также варианты упасть на поверхность Пятой или Шестой. Понятно, что ничего хорошего это тоже не сулило. Гибель станции в таком случае была гарантирована — это действительно будет падение, а не посадка, как у космических кораблей.
Я слышал, как несколько инженеров в кают-компании доказывали всем, кто желал их выслушать, что станцию легко можно вывести на орбиту Шестой. Я даже готов был им поверить. Основная проблема заключалась лишь в том, что подобное решение не приводило к решению проблем станции. Шестая планета являлась газовым гигантом, высадка на который в дальнейшем не представлялась возможной.
Лион утверждал, что командор Ван Дер Хольм непременно воспользуется таким шансом. Стабильная орбита гарантировала безопасность станции, другие объекты системы не смогли бы на нее влиять. Я лишь пожимал плечами. Стратегическим такое решение быть не могло, гибель просто отсрочивалась, причем ненамного. На пару-тройку дней, на неделю максимум.
— Этого будет достаточно, — горячился Лион.
— Достаточно для чего? — возражал я. — Достаточно, чтобы нас не спалила звезда. Но не более того.
— Нас спасут, — уверял Лион. — Нас обязательно спасут.
В чудесное спасение старались верить все.
Но именно что старались. Отчаяться было страшно. Смириться с тем, что все закончится через две-три недели, и то в лучшем случае, было неприемлемо для тех, кто проводил годы жизни в космосе. На станции не было трусов. Но желание выжить было совершенно естественным.
— Все получится, — твердил Лион.
Я не хотел его пугать. Не хотел разочаровывать. Но я не понимал, почему Лион, который вырос на космической станции, игнорирует остальные опасности.
— Здесь должен быть существенный запас продуктов, — объяснял он. — Склады должны быть заполнены. Полная загруженность продуктового склада способна обеспечить автономное существование станции в течение как минимум полугодового периода. Конечно, рацион будет скудноват и однообразен, но его должно хватить, чтобы выжить!
Судя по тому, как нервничали обитатели станции, как бледно выглядел командор, склады заполнены не были. Ну уж явно не на полгода автономного существования.
Я пошел к лейтенанту Эдвардсу, но тот отказался отвечать на мои вопросы.
— Тебе ничего не даст эта информация, мальчик, — заявил он. — Ни к чему тебе знать такие вещи. И никому не нужно. Все будет в порядке. Ты выдумываешь всякие глупости, из-за таких вопросов на станции поднимается паника. Еще скажите, что очистительные установки не в состоянии осуществлять выработку кислорода дольше недели.
Спасибо за идею, лейтенант. Чтобы я без вас делал. Эдвардс не дал мне никаких достоверных данных. Но одно его нежелание обсуждать такую тему уже говорило о многом. Впрочем, может, он не хотел делиться данными с малознакомым ему не-фагом, непонятно зачем присланным на станцию. Такое ведь тоже нельзя исключать. Нас с Лионом не считали взрослыми. Но мы-то были уверены, что должны хоть что-то сделать. Жаль, что наши желания не всегда совпадают с нашими возможностями.
***
Несколько следующих дней прошли относительно спокойно. В любое другое время я бы так не сказал, но если сравнивать с первыми днями, то прогресс был очень заметен.
Люди стали меньше нервничать, на станции воцарилась практически рабочая атмосфера, такая, какой она была, когда мы только прибыли.
Командор Ван Дер Хольм вызывал нас с Лионом к себе каждый день. Информации он никакой не давал, пытался расспрашивать нас о том, как продвигается наша работа, но нам ему даже нечего было ответить. После очередной такой встречи стало понятно, что катер, на котором улетел Сашка, назад не вернется.
— Все мыслимые сроки давно прошли, — сказал командор. — Мы считаем, что они погибли. Скорее всего, катер был также уничтожен кварковым взрывом. Мне жаль. Но если бы была возможность вернуться, они бы уже вернулись.
Командор немного помолчал, а потом добавил:
— И вы же понимаете, что на катере ограниченное количество запасов.
Я кивнул. Грузовой отсек на катере был небольшим; конечно, если его загрузить полностью, то пару недель можно было бы продержаться. Но катер летел на планету, так что если что-то из полезного груза там и было, то в минимальном количестве. Да и неизвестно еще, протянет ли установка по очистке воздуха столько дней — вероятность того, что она выйдет из строя при такой серьезной нагрузке, достаточно высока.
— Жалко Сашку, — сказал вечером Лион. — Если бы они еще немного задержались, то он остался бы жив. Или если бы было место на первом катере, то он мог и успеть вернуться.
Я покачал головой. Вернуться — это вряд ли.
— Как ты думаешь, — спросил Лион, — корабль Стася смог отойти на достаточное расстояние от планеты? Если он уцелел, то обязательно прилетит за нами.
— Прилетит, — сказал я, просто чтобы хоть что-то сказать. Мне хотелось в это верить. Иначе слишком уж тоскливо.
— Хорошо бы, — вздохнул Лион.
— Знаешь что, Лион, — вдруг понял я. — Если лайнер не попадет на Авалон, его же наверняка начнут искать. И тогда на Авалоне узнают, что Четвертая больше не существует. А может быть, они узнают даже раньше. Мы же не знаем расписание других лайнеров.
— Командор может знать. Если бы было известно, что через несколько дней прибудет корабль, то все бы его ждали. А никто не ждет.
— Тогда вся надежда на Стася, — сказал я.
— Главное, чтобы не было слишком поздно. — Лион грустно улыбнулся и вышел из каюты. А мне показалось, что он шмыгнул носом.
***
Я резко проснулся и несколько секунд вглядывался в темноту, пытаясь сообразить, что же меня разбудило. Тишину разорвал сигнал тревоги. Что-то случилось, и станционный транслятор работает сейчас на полную мощность. Я вскочил с постели, натянул комбинезон, про себя отсчитывая секунды. Один, два, три, четыре, пять. Шесть, семь, восемь, девять, десять. Одиннадцать. Двенадцать. Это длинный. Что же дальше, что там, после секундной паузы? Три коротких. Старый Имперский код. Я выучил его еще школьником, на Карьере. Нас всех тогда заставляли учить сигналы. Наверное, во всей Империи не было ни одного человека, который их бы не знал, разве что на самых благополучных планетах.
Мне повезло, я раньше никогда не слышал этого сигнала по-настоящему. Говорили, что на Карьере он срабатывал несколько раз; впрочем, на Карьере было достаточно других опасностей, например трещины в куполе — тут включай не включай, все равно ничего не успеешь.
Двенадцать — три коротких. Здесь, на станции, это может оказаться последним, что я услышу.
Радиационная опасность.
***
По коридору метались люди. Никакой организационной работы, даже странно. Неужели на станции никогда не проводили учения? Не поверю. Впрочем, в критической ситуации достаточно лишь нескольких случайных выкриков, чтобы панике поддались все. А уж если крикнуть что-нибудь неслучайно… И так понятно.
Кто-то схватил меня за комбинезон, инстинктивно я начал было вырываться, а потом наконец разглядел Лиона.
— Что нам делать? — прокричал мне Лион прямо в ухо. И я его еле расслышал. Рядом рыдала женщина, пытался всех перекричать мужчина в офицерской форме, толку-то теперь командовать, когда люди уже взвинчены.
Я схватил Лиона, за руку, потащил за собой. Некогда было объяснять. Впрочем, Лион наконец и сам сообразил посчитать сигналы.
— Тикки, — он резко остановился, и в нас чуть не врезались два бегущих со всех ног техника. — Тикки, это сигнал радиационной опасности!
Да, Лион, именно так. Только нам некогда разговаривать.
По винтовой лестнице мы спустились в нижний ярус.
— Скорее, — я указал Лиону на открытую дверь в конце коридора.
Только бы успеть!
Лион не просто поднажал, он помчался по коридору так, как не бегал никогда в жизни. По крайней мере, мне такую скорость у него наблюдать никогда не доводилось. Я отстал от него почти на семнадцать секунд. А я неплохо бегаю, между прочим. Хотя, конечно, Лиону на станции легче. Все-таки он в почти привычной с детства обстановке.
— Молодец, пацан, — стоящий в дверях инженер похлопал меня по плечу. — Не стой здесь, не загораживай проход.
Мимо меня протиснулись в помещение двое мужчин в форме лечебной службы.
Я отошел в сторону. Действительно, не стоит мешать.
— Пять минут! — возвестил встречавший всех инженер.
Я закрыл глаза.
С противным лязгом шлюз захлопнулся. И мы оказались заперты. Вот только выйти из этого убежища можно лишь в одном случае: если выяснится, что опасности для людей нет.
Глава 5
Нам с Лионом удалось присесть на раскладывающиеся стулья. Досыпать стоя — это было бы жестко. По идее, в убежище спальных мест должно хватать на всех, но в реальности такое редко бывает. Так что со стульями крупно повезло.
Проснулись уже под утро, за плечо меня тряс вчерашний инженер.
— Просыпайся, пацан, — сказал он. — Если хочешь получить воду, то вставай.
Я моментально вскочил. У двери — а мы от нее отошли недалеко — были развернуты два стола, один офицер вносил какие-то данные в портативный компьютер, а второй выдавал бутылки с водой.
Похоже, сухой паек вообще не был предусмотрен.
Я растолкал Лиона, и мы отметились у офицера. Бутылочки были небольшими.
— Это вам до вечера, — буркнул он.
Печально. Я бы даже сказал, совсем печально.
— Мы тут умрем, — изрек Лион, делая глоток, равный почти трети от объема выданной воды.
В принципе я был с ним согласен.
День тянулся медленно и тоскливо. Освещение было скудным, хотелось есть. Духота была страшная — кондиционеры явно не справлялись с нагрузкой. Плакали дети, бесконечно бормотал что-то присевший рядом техник. Время от времени издавал громкий писк счетчик радиации; сначала я вздрагивал, а потом привык: пока он так пищит, в убежище безопасно. Вот если он начнет щелкать и трещать — тогда наши дела плохи, а пока — пока все нормально.
Вечером всем раздали паек. Рацион номер пять.
— Так мало, — разочаровано сказал Лион, разорвав обертку.
Я шикнул и ткнул его в бок.
Рацион номер пять содержал бутылку воды, банку саморазогревающегося супа, брикет питательной смеси (совершенно невкусно, зато белок и все полезные вещества и минералы, собранные в небольшой плиточке) и две таблетки-витаминки.
Наесться можно, но на целый день не хватит.
Если я правильно помнил, то в Имперском космофлоте рацион номер пять никогда не выдавался отдельно. Он должен идти в комплексе с номерами один или два. И либо на станции весьма нестандартное содержимое складов, либо дела наши гораздо хуже, чем я предполагал и чем пытается всем показать командор. Надеюсь, что первое.
***
Ночью мы снова спали на стульях. Спали — это сильно сказано, я задремывал, потом опять просыпался, мне все время казалось, что я вот-вот свалюсь с этого стула. В очередной раз открыв глаза, я услышал чей-то горячный шепот:
— А если это реактор, что тогда?
Кто-то громко вздохнул.
— Тогда всем крышка. А может, конец уже настал, только мы еще не знаем. Кто-нибудь видел командора? Или главного инженера?
— Ничего неизвестно, про них молчат. Там, наверное, еще с десяток техников осталось и инженеров, но что это за авария такая, что ее за сутки не устранили?
— Ты сколько на станции? Года три? Ты хоть раз слышал, чтобы объявляли радиационную опасность? То-то и оно. Мы все здесь уже мертвы, — шепот начал отдаляться: переговорщики, судя по звуку шагов, решили поискать себе какое-то другое место для ночлега.
Ничего важного я не услышал, да и что мне могли рассказать здесь? Значимые и опасные тайны не раскрывают там, где полно людей, пусть даже большинство из них спит.
Просто кто-то очень испуган. Человека можно понять: проблема за проблемой, а чем все закончится — пока непонятно. Но мне показалось, что этот подслушанный разговор еще сыграет свою роль. Раньше я думал, что радиационная тревога — это результат внешнего облучения станции. Какие-нибудь космические частицы, потоки, я в этом совершенно не разбираюсь. Кварковая бомба не оставляет после себя радиацию, но мало ли в космосе источников излучения? Но если опасность пришла изнутри, то ситуация в корне меняется. И снова не нашу пользу. Реактор не может пойти в разнос. Но если такое никогда не случалось ни на одной космической станции, это вовсе не значит, что однажды оно не может случиться.
Поздравляю, Тиккирей, ты попал. Если реактор взорвется, то шансов выжить не будет никаких. Они станут стремиться куда-то к минус бесконечности, если можно так выразиться.
И есть еще одна проблема. Авария может быть случайной. Не повезло. Те самые миллионные процента пришлись на долю этой космической станции. Обидно. Но с судьбой не поспоришь. Но авария может быть и подстроена. В конце концов, и кварковые бомбы не взрываются просто так. Слишком много совпадений, так не бывает. Вселенная ленива для совпадений.
***
До утра я так больше и не заснул. Нам снова выдали воду, завтрак не предполагался, впрочем, как и обед.
Женщины начали возмущаться, кто-то из офицеров пытался им объяснить, что это общие правила и их придумали даже не на станции. А потом освещение мигнуло и переключилось из аварийного режима в обычный. И люк открылся. Режим радиационной угрозы был отменен.
День прошел нервно. Я пытался разузнать хоть что-нибудь, но к командору меня не пустили. Лейтенант Эдвардс велел мне не путаться под ногами и не мешать людям работать. Лион даже не выходил из своей каюты, видимо, отсыпался.
К вечеру я перезнакомился с множеством людей. Сотрудники станции, не занятые в дежурной смене, предпочитали не уединяться по своим каютам, а общаться с коллегами и знакомыми. И вообще со всеми, кто встретится на пути. Меня тоже сочли подходящим собеседником.
Люди рассказывали обо всем: о своей работе на станции — конечно, без технических подробностей, — о своих родственниках и друзьях, что оставались на Четвертой и которых они никогда больше не увидят, о собственном страхе, о том, как повезло оказаться на станции, о надеждах уцелеть.
Я старался запомнить как можно больше имен, как можно больше историй. Не потому, что мне это нужно для работы, но для того, чтобы эти люди потратили свое время на меня не зря. Мне казалось, что им будет легче. Не так страшно. Я думал, что их погибшие друзья проживут еще чуть-чуть — в моей памяти. Я почему-то решил, что так будет правильно.
Где-то в коридорах станции мне встретился Эдвардс. Он поджал губы, увидев меня, а я решил ему доказать сам не знаю что.
— Я не ребенок, — сказал я ему.
— Мы здесь не просто так, — объяснил я.
— Фаги, — начал я.
— Ты не фаг, мальчик, — прервал меня Эдвардс. — И твой друг тоже. Фаги уже были здесь. И что они сделали? Сказать тебе? Я скажу. Ничего они не сделали, эти фаги. Сели на катера и улетели. Оставили тут нам двух несмышленых мальчишек, которые уверены, что могут очень многое. А ничего подобного. Впрочем, — он вдруг усмехнулся, — если тебе хочется доказать всем, что ты взрослый, смелый и самый умный, пожалуй, я такую возможность тебе устрою.
Он развернулся и ушел.
А я остался стоять.
***
— Заходи, — сказал командор. Я прошел в рубку, он кивнул головой, указывая на стул. Я присел на краешек. Я знал, что разговор будет серьезным. Проблема лишь в том, что я совершенно не представлял, что я могу сказать этому человеку.
Я не фаг. Я не смогу никого здесь спасти. Я знал о происходящем ничуть не больше, чем он сам, а он здесь самый главный, между прочим. Если бы Сашка остался на станции, наверное, все было бы по-другому. Я хотел в это верить. Понимал, что это неправильно, но все равно верил. Просто я гораздо слабее, чем думал раньше.
— Утром жена инженера Павловски родила мальчика, — командор попытался улыбаться.
— Здорово, — ответил я. У меня улыбка не получилась. Я думал о том, что если помощь не придет, то этот малыш не проживет и двух недель. Да что там две недели, две недели — это крайний срок, на самом деле все решится раньше.
— Тиккирей, тебя рекомендовали как ответственного и очень перспективного молодого человека.
Я молчу. Что тут скажешь.
Командор изучающе посмотрел на меня, и я понял, что мы переходим к серьезной части разговора.
— Я буду с тобой предельно откровенен, Тиккирей, — начал он. — Ситуация критическая. Я хотел бы знать, что вы можете предпринять.
Я не ответил.
Командор был взрослым человеком, но помощи ожидал от меня, от обычного мальчишки. Я был готов сделать все что угодно, проблема заключалась лишь в том, что я не имел ни одного здравого и адекватного плана. Потому что какие вообще тут могут быть варианты? Станция обречена. Наша единственная надежда — помощь извне. Вот только уже никто не верит, что мы ее действительно сможем дождаться.
— На самом деле я позвал тебя не за этим. У меня есть информация, которая может заинтересовать.
Я вопросительно посмотрел на него.
— Получен сигнал с Авалона? — предположил я. — С какой-то другой планеты? Откуда?
— Не с планеты, — Ван Дер Хольм снова позволил себе подобие легкой улыбки. — Мы смогли запеленговать катер. Обычный борт, стандартный набор.
Я замер.
— Кодировка сигналов катера полностью соответствует кодировке, принятой на нашей станции. Собственно, у нас нет никаких оснований считать, что этот катер не наш.
— А люди? — спросил я.
Командор помолчал.
— Ты же понимаешь, Тиккирей, у нас нет никакой информации. Катер летит на станцию, это определенно так. Но кто на нем находится, мы не знаем. Возможно, там есть живые. Возможно, тот, кто им управлял уже не сможет вернуться на станцию. Кроме того, мы не можем исключать и множество других вариантов. Неизвестно, кто сможет проникнуть на станцию вместе с катером.
— Но…
— Никаких «но», Тиккирей. На станции объявлено военное положение. Ты прекрасно понимаешь, что это означает.
О да, я прекрасно понимал. Сейчас станция подчинялась строгим и сухим инструкциям, разработанным военными Империи. У них все было просто. Командор Ван Дер Хольм в любой момент мог отдать приказ об уничтожении катера. Скорее всего, он его отдаст. Просто сейчас он выжидает. Но как только станет понятно, что они не могут получить с катера никакой четкой информации, приказ моментально прозвучит. И никто не в силах будет повлиять на решение командора.
Продолжение в комментариях...
-
-
20.05.2016 в 19:34-
-
20.05.2016 в 19:36-
-
20.05.2016 в 19:37-
-
20.05.2016 в 19:40-
-
20.05.2016 в 19:43-
-
20.05.2016 в 19:45-
-
20.05.2016 в 19:47-
-
22.05.2016 в 10:02пуговица! чертова пуговица!очень понравилось. Эдвардс классный
-
-
22.05.2016 в 10:15да что ж такое?Не хватило динамики, наверное.И еще у меня вопрос. Где-то в тексте Тикки говорит, что может использовать бич. Во-первых, откуда у него снова бич, во-вторых, если он у него есть, то почему он не использует его как средство для подслушивания, подключения к системам корабля, всего такого?
А вот оригинальные персонажи понравились очень.
-
-
22.05.2016 в 10:22Эдвардс - да, он чуть было не оттеснил всех из фокуса повествования))
-
-
22.05.2016 в 10:30У меня снова не совпал хэдканон с текстом, да что ж такое?
Ничего страшного, бывает))
У меня, правда, в этот раз практически полностью совпал
Не хватило динамики, наверное
Ну изначально он таким и задумывался. Мало динамичным. Запертое пространство, станция, которая обречена, узкий круг людей.
Во-первых, откуда у него снова бич, во-вторых, если он у него есть, то почему он не использует его как средство для подслушивания, подключения к системам корабля, всего такого?
Ему дали новый? Как вариант) Ну а что не использует... В общем-то командор и лейтенант и так все нужное рассказывают, хоть и не верят в фагов, но рассказывают и считаются иногда с ними, а чтобы подслушивать того же Кранса, надо было догадаться, что это именно Кранс.
А вот оригинальные персонажи понравились очень.
-
-
22.05.2016 в 11:00Насколько я помню, бич невозможно "дать". С ним можно только запечатлиться, как с волшебной палочкой в ГП.
В общем-то командор и лейтенант и так все нужное рассказывают
Мне просто Тикки всегда казался очень деятельным товарищем. Его, имхо, подобное бездействие должно было заставлять совершать разные необдуманные поступки.
Еще не хватило хоть какого-то описания злодея, ну то есть до разоблачения его и в тексте-то нет практически. И ты честно выбираешь, Эдвардс или командор, хотя и уверен, что ни один из них. Ну или Стась, потому что так сложились звезды.
-
-
22.05.2016 в 13:54Куклёныш))), да, я это помню. Но если мы проводим аналогию с ГП, то даже запечатленная палочка - это не навсегда. Можно отобрать другую у врага, можно найти Бузинную палочку. Так что чисто теоретически, еще один сломанный бич вполне мог найтись у фагов. Хотя ладно, признаем, что автор накосячил
Его, имхо, подобное бездействие должно было заставлять совершать разные необдуманные поступки.
А он и совершал. Просто степень необдуманности была разная. Его просили не лезть, а он шатался по станции. Ему приказывали немедленно покинуть катер, а он щупал пульс, чтобы понять уже сейчас, а не ждать еще 10 минут.
Еще не хватило хоть какого-то описания злодея, ну то есть до разоблачения его и в тексте-то нет практически. И ты честно выбираешь, Эдвардс или командор, хотя и уверен, что ни один из них. Ну или Стась, потому что так сложились звезды.
Иногда злодеи очень тихие и осторожные. Умеют затаиться.
Почему сразу Стась? Могли же еще Сашка и Лион.
-
-
11.06.2016 в 12:01-
-
11.06.2016 в 21:12Учту на будущее))